Ольга Суркова: Тарковский и я. Дневник пионерки

© Суркова О. Е., текст, 2002

© А. Бондаренко, оформление, 2002

© Издательство «Деконт+», 2002

© Издательский Дом «Зебра Е», 2002

Казалось бы, кому как не мне следовало первой написать книгу о Тарковском, кому, как не мне, как говорится, «и карты в руки»?..

Я узнала его еще во время съемок «Андрея Рублева». А затем почти двадцать лет меня связывали с ним и его второй семьей самые близкие дружеские отношения — одно время мы даже состояли в родстве… Отношения эти продолжались вплоть до начала съемок последнего фильма Тарковского «Жертвоприношение» — вслед за Ларисой, женой Тарковского, я была первым слушателем только что законченного сценария.

Случилось так, что я единственная имела возможность наблюдать за работой Тарковского и происходившими с ним метаморфозами не только у нас на родине, в России, но и здесь, на Запаае, куда нас угораздило попасть одновременно, и был период, когда мы оба усматривали в этом «перст Божий»…

А самое главное, что все это время меня как журналиста, допускали в «святая святых» творческих замыслов, разочарований и надежд, профессиональных проблем и озарений, особенно щедро с того момента, когда Тарковский предложил мне стать соавтором «Книги сопоставлений». Спустя десять лет эта книга появилась на Западе под заглавием «Запечатленное время», переработанная и дописанная мною в соответствии с его соображениями и пожеланиями.

Почему же все-таки я молчала так долго, когда одна за другой продолжали появляться работы, исследующие феномен Андрея Тарковского? Почему я отделывалась небольшими статейками, бездействуя по-существу, точно в параличе?

Этому есть несколько объяснений. Отношения наши только внешне носили простой и однозначный характер. Действительно, долгие годы я с детской восторженностью боготворила великого и гонимого художника. О, как это типично для России! Бескорыстная и безоглядная помощь во имя торжества Правды, полной и абсолютной. Тарковский был окружен такого рода людьми, которые, почти обожествляя его, готовы были служить не только ему, но и его семье просто так, ради «святого искусства». Готовыми помочь не только на съемочной площадке, но и дома, по-хозяйству, доставая дефицитные тогда «продуктовые заказы», выбивая дешевые материалы на строительство деревенского дома, оплачивая мебель в рассрочку, бегая по мелким поручениям. Это осмысляло и облагораживало жизнь каждого из нас, допускало в круг избранных. А тем более я оказалась выделенной Мастером среди всех этих людей для самой почетной задачи, творческого сотрудничества — о большем счастье не приходилось даже мечтать!

Но по-существу, я постепенно «вырастала» из этого образа гимназически восторженной почитательницы «великого художника», которого я узнала еще студенткой киноинститута. «Взросление» мое происходило тем быстрее, чем в более кричащее противоречие вступали на моих глазах декларируемые режиссером высокие и «бескорыстные» духовные ценности с его же «житейской практикой». Тогда я решила для себя разделить эти две сферы существования художника: сосредоточиться на его творчестве и пренебречь бытовой стороной его жизни.

Время, запечатленное в его фильмах, хранит следы тяжелой и часто безуспешной борьбы с собою, неумения совладать с той ржавчиной, которая постепенно разъедала его душу, предательски расползаясь по экрану. Его фильмы, на самом деле, уникально интерсны и как объективное свидетельство этой борьбы.

Долгое время я не замечала, или не могла, не хотела замечать следов той эрозии, которая заметна на экране, и до конца объясняет мне сегодня уникальную художественную и человеческую судьбу Тарковского. Мы дружили, точнее Тарковский одаривал меня своей дружбой, и так хотелось, закрывая на все глаза, просто верить и любить идеал — «ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад»…