Я включила ноутбук и показала Мишику, как добиться требуемой проверки.
Но тут зазвонил телефон, и я помчалась на кухню (телефонный аппарат установлен там, потому что бабушка чаще всего обитает именно на кухне, особенно зимой). Звонила Ульяна:
– Что у вас слышно? Как бабушка? И уплати ты, ради бога, за мобильный! Зачем он тебе вообще, если все время заблокирован?
– Уплачу, – ответила я сестре. – Бабушка молодцом. Все у нас хорошо. Не волнуйся, занимайся своими викингами!
– Я приеду послезавтра, уже взяла билет. Встречать не надо. Что привезти?
– Дождь, а то у нас тут Сахара!
Мишик в ожидании меня рассеянно перебирал опции программы.
– Ульянка приезжает?
– Ага, послезавтра.
Я уже говорила, что Ульянка тогда находилась в Норвегии, участвовала в какой-то конференции. Она археолог, тема ее доклада – «Археологические доказательства присутствия викингов на территории Полоцкого княжества в Х веке». А может, тема формулировалась не так, как я запомнила. Я всегда путаюсь в таких вещах, хотя сама вроде бы не чужда науки, все-таки историк по образованию. Впрочем, неважно, как в точности назывался доклад Ульянки. Интересно то, что вдруг произошло с Мишиком. Взгляд его стал отрешенным, далеким от меня. Каким-то странным. Видимо я стала очевидцем того, как творят поэты, забывая обо всем, уходя в себя, в свой внутренний мир. У меня на глазах рождалось стихотворение! Глядя на меня и не видя, Мишик каким-то незнакомым голосом спросил о том, о чем уже спрашивал, о том, что я ему только что растолковала: как подключить украинскую орфографию. Но думал он совсем о другом – я видела это по его глазам. И подумала: уж не Ульяна ли причина такой перемены в Мишике? Может, у него к ней чувства? Вот ведь как он переменился, услышав, что она приезжает!.. Я не стала ни о чем спрашивать, терпеливо показала все еще раз.
В сенях чем-то загремела бабушка. Михась очнулся от задумчивости и отправился домой, но, видимо, не совсем очнулся, потому что забыл взять свои вилы.
А день исходил зноем. На раскаленный песок невозможно стало ступить босиком. Поникла листва сирени. Я в тенечке чистила лисички и лениво (а при такой жаре мысли не способны течь иначе) думала о приезде Ули, представляла, как она обрадуется, увидев бабу Мокрину крепкой и бодрой. И мне обрадуется. Посмотрит на меня быстрым, вопрошающим взглядом, как бы мельком, а просветит насквозь. Она знает меня лучше, чем я сама. Меня и все обо мне. Она одна знает, какие у меня на самом деле отношения с Антосем. Она – другая моя ипостась, только лучшая, чистая, без хромоты телесной и душевной. Ручей ее жизни течет рядом с моим, но воды не смешиваются, лишь берега соприкасаются иногда, в определенные важные моменты: когда она рожала, мне было больно, когда я сидела в тюрьме, она иссохла…
Я выскочила замуж еще студенткой. (боже мой, когда прошла жизнь?!) Муж занялся бизнесом, у нас появилась квартира в Минске, заколдованный круг кухня – гостиная, гостиная – кухня не выпускал за свой предел. Пока я не услышала приговор: у вас никогда не будет детей. Это было семнадцать лет назад.
«В ваших рассказах сплошь крайности, – сказал мне недавно Дынько. – Француз приезжает изучать наши нравы и его убивают на помойке. Разве это правдоподобно?» А разве правдоподобно, когда вкусные запахи жаркого на кухне и прохладный запах свежего белья в шкафу, и уютный свет торшера вечером в спальне, и блестящие, навощенные листья монстеры в гостиной – все вдруг, в одно мгновение, теряет всякий смысл в беспощадном звучании шести слов: у вас никогда не будет детей!.. Смоковница бесплодная, зерна на камне… Лицо Антона, растерянное, смятенное лицо, которое он прячет от меня.
А потом – чудо! Рождение моей девочки.
А потом – смерть.
Диагноз рак поставила моей доченьке врачиха 2-й клинической больницы, где малышка лежала на обследовании. Я вышла из клиники как в жутком сне. Не помню, как оказалась на Сторожевской. Там мне стало трудно дышать, показалось, что серые в зернистых блестках стены домов обваливаются на меня, в глазах потемнело, и меня вырвало. Я легла на канализационную решетку возле гастронома, свернулась калачиком. Порошил снег, но я не чувствовала холода снежинок. Не чувствовала ничего, и мрак обступил меня. Пришла в сознание от того, что надо мной заливалась лаем маленькая собачка, а незнакомая женщина трогала меня за плечо:
– Что с вами? Вы можете встать?
Это была Мария Войтешонок [15] Придуманное автором лицо.
со своей Мурзой. Спустя два года, Мария снова спасла меня от мрака, устроила в Новинки, где я прошла курс лечения зависимости от наркотиков.
Читать дальше