Наталья Егорова - Город-Оазис

Зак украдкой скосил глаза из-под рваной повязки, служившей ему головным убором. Остальные рабы пока не заметили отставшего товарища по несчастью. Один из охранников, сопровождавших жалкую колонну, поправлял ошейник злобного пса-убийцы, другой закуривал вонючую самодельную папиросу. Это был крохотный, но шанс.

Зак юркой змейкой просочился в приоткрытую дверь. Полузасыпанный землей бункер, невесть как оказавшийся на территории бывшего кемпинга, нынче представлял собой огрызок коридора с шершавыми бетонными стенами. Двери по обеим сторонам прохода были наглухо запечатаны, но и та площадь, что оставалась в его распоряжении, давала некоторую надежду остаться необнаруженным. Рабов сгоняли в бараки толпой, для сна служило все пространство дощатого пола, а пересчитывали рабочую силу лишь с утра. Зак надеялся к этому времени проскользнуть мимо охранников, перелезть через невысокую двойную ограду из колючей проволоки и... дальше надежда только на собственные ноги.

Стемнело. В бункер не проникало ни лучика света, и Зак задремал, привалившись к ржавой железной двери. Он едва не проспал начало кормежки собак, разбуженный лишь нетерпеливым поскуливанием прямо над ухом.

Псы несли службу круглосуточно. На ночь их выпускали в коридор между двумя рядами колючей проволоки, но часа в три, когда измученные рабы спали особенно крепко, охранник выносил миски с варевом: Зак не одну ночь бодрствовал, пока не убедился в неизменности распорядка.

Словно тень, мальчишка скользнул мимо бараков. Крупный черный пес заворчал было, учуяв его запах, но аромат, идущий от миски был столь соблазнителен, что пересилил выработанную жестокой дрессировкой бдительность. Зак прекрасно понимал пса: рабов кормили гораздо более мерзкой баландой.

Первую линию ограды мальчишка преодолел легко, несколько дней назад присмотрев место, где проволока слегка расходилась. Вторая загородка была выше и чаще. До крови закусив губу, чтобы не зашипеть от резкой боли в распарываемых руках, Зак подтянулся и, раздирая и без того превратившуюся в лохмотья одежду, перевалился через забор.

Все получилось почти удачно. Почти - это если не считать глубоких рваных порезов, струившихся кровью. Зак на ходу как собака облизывал руки. Еще бы вспомнить, в какой стороне протекает глубокая безымянная река. Плавал он хорошо, а за рекой и собакам его не найти, да и территория, контролируемая бандой Кена, на том берегу заканчивается.

Он слегка запыхался, преодолевая полосу вязкого песка, но скорости не снизил. И только наткнувшись на какие-то строения, бесформенными темными грудами преградившие дорогу, понял, что в темноте заблудился. Это был или город, или лагерь "поборников справедливости" - в любом случае, это означало, что он побежал совсем не в ту сторону. Проклятье! Теперь оставалось лишь надеяться на чудо.

К утру он вышел к ручью - тонкой струйке воды, сочившейся по неглубокому руслу в сухой земле. Зак напился и пожевал горьковатые корешки серой травы, росшей вдоль ручья. Он едва не валился с ног от усталости, но нужно было двигаться - чем дальше от кемпинга он уйдет, тем больше шансов, что молодчики Кена просто поленятся гоняться за сбежавшим рабом. Поэтому Зак подгонял себя из последних сил и к полудню добрел почти до холмов. Когда же позади послышался рев мотора, стало ясно, что побег провалился.

Поселок Сухая Грязь был похож на тысячи подобных селений по всей пустыне. Он был так же нищ, грязен и безнадежен. С тех пор, как после Двухчасовой войны цветущая земля превратилась в бесплодную пустыню, прошло три десятка лет, люди приспособились к новой жизни.

Уныло копаться в бедной земле, выращивая розовый клубень кроса - было их повседневной работой. Напиться в стельку вонючим пойлом, сделанным из того же кроса - было их редких отдыхом. Всю их культуру составляла стопка пожелтевших довоенных газет. "Право сильного" - вот та религия, которая им оставалась.

Но сгибаясь над пыльной грядой, Зак мечтал, что однажды увидит Город.

Город - мечта любого мальчишки из пустынного поселения. Зак перебрался в Дамп-Сити едва ему стукнуло тринадцать. И был жестоко разочарован той же нищетой и беспросветностью. Возникший на старой свалке, город контролировался тремя бандами. Самое крупное жилище здесь было останками баржи, бар расположился в трейлере, а притон - в армейской палатке. Здесь потерять оружие значило потерять жизнь; малолетние попрошайки не брезговали грабежом, а малолетние проститутки подрабатывали убийствами.