Алексей Бардо - Сокрытое в листве

Далеко за полночь я заперся в комнате на втором этаже и несколько часов рисовал акварелью один и тот же пейзаж: неровный зимний горизонт, подернутый серой дымкой, одинокое деревце вдали и небо, мутно-белое, какое бывает, когда выпадает первый снег. Затем я достал из дальнего угла ящика стола бутылку рома, – в ней оставалось меньше половины, – выпил, захмелел довольно быстро. Долго не решался открыть второй ящик. Открыл. Достал потёртый фотоальбом.

Я листал его до утра, глядел сквозь пелену слёз на тех людей. Да, на тех. Это уже – не мы. Вот они на берегу океана. Он, она, двое малышей на желтом песке. А за ними – белый парусник скользит вдаль. Вот они – в парке, возле пони. Тогда дети впервые прокатились на ней. Или в доме, за рождественским столом. Она мне нравится больше всего. Эта фотография – последняя в альбоме.

В то утро тоже был снег, помнишь? Ты собиралась свозить детей в магазин. Я ещё тогда подумал, что лучше подождать, пока расчистят дорогу, но ты так хотела купить им подарки. Я уступил. Мне позвонили часа через четыре. Я не виню тебя. Это дорога была слишком скользкой, шины старыми. Пикап занесло на повороте и выбросило за обочину в овраг. Ты ничего не смогла сделать. Я должен был настоять, не отпускать тебя. Это я виноват – не ты. Признаюсь, когда смотрел на тебя в больнице, я желал, чтобы ты умерла. Тогда я ненавидел тебя. Но у бога были другие планы. И ты открыла глаза. Через три месяца после аварии. Врачи сказали, ты ничего не вспомнишь и не запомнишь. Только обрывки прошлого будут всплывать в твоей памяти, но ты никогда не сможешь сложить из них полную мозаику.

Первое, что ты спросила, когда пришла в себя: «Где дети?». Я подошёл к твоей кровати, – ты была вся оплетена проводками и трубками, – зажал рукой твой нос и рот и держал. Твой взгляд я запомнил навсегда. Ты словно бы прощала меня. Но я не смог. Сбежал. Неделю не появлялся в больнице. А когда, наконец, пришёл, ты и правда ничего не помнила. И тогда я соврал. «Они выросли. Учатся. Далеко от нас», – сказал я. С тех пор я всегда так говорю, когда ты спрашиваешь, где они.

И вот вновь рождество. И первый снег. И небо в молочной дымке. Я спустился вниз, надел тебе на плечи пальто, чтобы ты не замёрзла. Ты бросила в меня снежок, звонко засмеялась. Все двенадцать лет я старался, чтобы ты была счастлива. Я завёл тебя в дом, заварил чай с имбирём. Ты обхватила кружку покрасневшими от холода руками, сделала пару глотков, и вдруг сказала:

– Спасибо за то, что ты делаешь.

Мне показалось, что взгляд твой на мгновение стал осмысленным. Будто в глубине души ты понимала, что происходит на самом деле. Я ни в чём не виню тебя.

– С рождеством, – ответил я.

Когда ТотКтоБылРядом упал, ТотКтоУбилТигра присел рядом, опёршись спиной об одинокое дерево, и стал ждать, когда он проснётся. Высокое солнце раскалило растрескавшуюся землю. Год выдался засушливым. Саванна, ставшая без дождя серо-жёлтой, погрузилась в унылую тишину: стада ушли на юг, где ещё можно было встретить полноводные реки. За ними потянулись и хищные звери, и мелкие грызуны. Только гиены стонали здесь по ночам, будто понимали, что прокляты богами.

ТотКтоУбилТигра сидел в жидкой тени раскидистой акации. Издали могло показаться, что он и сам уснул. Однако, опытный охотник приоткрывал глаза, едва шелохнётся рядом от резкого порыва ветра травинка. Он знал, какого самому быть добычей. Не обернись он тогда, во время прошлого сезона дождей, на шорох, не брось копьё туда, где зашевелилась трава, белели бы под небом его обглоданные кости. Поэтому с тех пор как он получил своё имя, он даже во сне оставался таким же чутким, как звери.

Солнце клонилось к краю земли. А ТотКтоБылРядом всё не просыпался. ТомуКтоУбилТигра показалось это странным. Тот никогда не позволял задремать среди дня, да ещё когда нужно было выслеживать добычу. ТотКтоУбилТигра поднялся, подошёл к лежащему в траве ТомуКтоБылРядом, и потряс его за плечо. Он не издал ни звука, не открыла глаза. ТотКтоУбилТигра потряс сильнее и почувствовал, как тело ТогоКтоБылРядом стало твёрдым, словно бы вытесано из дерева искусным мастером. Да, колдун племени говорил о предзнаменовании: три буйвола пали в его сне и туши их были растерзаны хищниками, не похожими ни на одного зверя на свете. «Остерегайтесь уходить дальше трёх вершин», – наставлял он охотников.

ТотКтоУбилТигра обернулся. Гора с тремя пиками, о которой говорил колдун, был далеко позади них. «Боги, за что вы так разгневаны?» – ТотКтоУбилТигра вознёс руки к небесам. Боги не ответили ему. «Верните ТогоКтоБылРядом, иначе не случиться удачной охоты и племя будет голодать!» – говорил он духам земли. Но и духи хранили молчание.