Калле Каспер - Жизнь после жизни

Говорят, лучшая сделка та, при которой обе стороны убеждены, что надули своего визави, и именно так обстояло дело с только что подписанным договором. Конечно, еврейка радовалась, что я уступил права бесплатно, однако и я не горевал – не горевал потому, что обошелся без затрат, тогда как еще месяц назад готов был выложить кругленькую сумму, лишь бы эту рукопись напечатали. Рипсик на нее давно махнула рукой, и, признаться, я тоже. Кого в нашем оглохшем от рока мире может интересовать опера? Идея, вообще-то говоря, принадлежала мне, когда Рипсик впервые заболела, я, чтобы отвлечь ее от дурных мыслей, посоветовал: «Напиши-ка книгу об итальянской опере!» До этого она два-три года лихорадочно старалась улучшить наше сомнительное материальное положение, сочиняя детективы – с ее стилем! Мне достался труд переводчика, и действительно, детективы на эстонском напечатали, однако особенного дохода они не принесли, и в итоге единственная заметная польза от этой авантюры заключалась в том, что Рипсик сформулировала афоризм: «Эстонцы – это народ, предпочитающий плохие стихи хорошим детективам». К тому моменту, когда я заговорил об опере, она и сама уже поняла тщетность своих потуг, и вняла моему совету – она вообще очень аккуратно выполняла все мои «руководящие указания», помню, после того, как она написала дюжину новелл, я сказал: «А теперь очередь за романом», и она его написала, да еще какой! Именно за него она получила из Германии гонорар, какого ни один из писателей Восточной Европы ранее не удостаивался, мы отремонтировали квартиру и обзавелись той кроватью, под которой сейчас покоятся ее книги. Книгу об опере я тоже перевел, но ни одно эстонское издевательство ее опубликовать не пожелало. Тогда я стал искать издателя в России, названивал в разные издевательства – без толку. Однажды нам предложили заплатить самим, в таком случае они напечатают, естественно, мы отказались – откуда у нас такие возможности, мы же сами жили на гонорары. А потом Рипсик не стало. И мне даже в голову не пришло в день ее смерти обещать, что я эту книгу, чего бы мне это ни стоило, издам, – не пришло, ибо я сам не верил, что такое возможно. А дальше случилось вот что. В Феррару я смог взять с собой лишь несколько записей, и среди них – «Чужестранку» Беллини. Я слушал там эту оперу на компьютере – слушал и плакал, так как это была, как я ее называл, «самая печальная опера в мире», Рипсик записала ее незадолго до нашего отправления в Барселону, мы разок ее послушали, но главу о ней она написать не успела. И я решил, что сделаю это сам, а потом помещу всю рукопись на ее сайте, мало ли, возможно, какой-нибудь сумасшедший меломан прочтет. Но когда я вернулся из Феррары домой, к нашим медведям, я вдруг передумал. К этому моменту я уже пришел к выводу, что долго жить не собираюсь – а зачем тогда экономить? Рипсик оставила кое-какие деньги, дай-ка я их использую, найду издательство, заплачу и издам эту книгу. Мне пришлось его искать довольно долго, но наконец, благодаря тому доктору философии, который являлся третьим читателем романов Рипсик в Эстонии, я на одну издательницу, здесь, в Петербурге, вышел, и уже почти договорился – однако сумма, которую она у меня потребовала, оказалась макаберной, я бы остался совсем без штанов, перед самой смертью я бы согласился, но сейчас еще не был готов. Так что в последний момент я заколебался, попытался торговаться – неудачно, конечно, этого я совсем не умею, и чуть было не отложил затею вообще – но тут мне помогла та самая издательница, заломившая неподъемную цену, оказалось, что девушка она, несмотря на практический ум, честная, увидев, что я удручен, сказала: «Вам бы лучше найти издательство, которое специализируется на музыкальной литературе». И даже назвала одно; оно и оказалась «еврейской лавочкой».

Но сейчас, выходя из «лавочки», я отнюдь не ликовал, что так ловко «обманул» евреев, наоборот, я с трудом сдерживал слезы, с одной стороны, от счастья, что книга будет, я ведь давно потерял надежду, а с другой – от грусти, что Рипсик ее не увидит, и даже не узнает о ней. А как бы она обрадовалась! В оглавлении она записала в авторы нас обоих, я не возражал, потому что знал – она хочет, чтобы мы везде были вместе, в том числе на обложках книг, однажды нам довелось находиться рядом в титрах фильма, но его быстро забыли, и еще дважды – как переводчикам, должно было быть даже трижды, но одна издевательница не поверила, что Рипсик способна переводить на эстонский, и самовольно сняла ее фамилию с титульного листа, сказав мне, когда я увидел книгу и стал возмущаться: «Ну, не будем же мы уничтожать тираж!» Рядом мы с Рипсик стояли еще на обложках детективов, но там значились псевдонимы, так что получилось, что именно эта – наша первая совместная книга. Раньше наличие моей фамилии меня смущало, ведь работу проделала она, но теперь, когда я написал ту недостающую главу, я успокоился, однако от грусти это меня не спасло, на мой взгляд, было несправедливо, что вся радость за книгу достанется мне одному.