Марина Арсёнова - Ребёнок обязан жить с матерью. Повесть

– С детства я обожаю русский мат. Когда есть вдохновение, я витиевато матерюсь, почти как Венечка Ерофеев, но только хуже. Вы спросите: «Марина, а кто научил тебя всем этим волшебным словам? Кто показал тебе сапфиры и изумруды русского языка?» Я отвечу: «Спасибо маме, это её заслуга!» Когда ей хотелось доходчиво объяснить, что я была не права в той или иной ситуации, она использовала только самые сильные выражения. В основном, синонимичные словосочетанию «развратная женщина». Я старательно всё запоминала, а потом воспроизводила услышанное в компании одноклассников. Чем, между прочим, завоевала серьёзный авторитет. И только одно прилагательное я узнала вне дома. Чудесное прилагательное, начинающееся с «хитро» и заканчивающееся на «банная». Можно применять как в литературной, так и в живой речи, когда хочется обозначить нечто сложное. Это прилагательное я услышала от мамы своей подруги Иры – в аналогичной ситуации доходчивого объяснения про неправоту дочери, но с участием зрителей в моём лице.

В общем, чтобы не погружаться в истинные эмоции, я ёрничала. Как у Ахматовой: «Нет, это не я, это кто-то другой страдает». В моём случае: «Нет, никто не страдает, это такой трудный, но забавный жизненный путь человека, наделённого чувством юмора».

В то лето меня в очередной раз отправили в лагерь, и все в отряде думали, что я – мажорка, потому что мать оплатила полную стоимость путёвки для детей рабочих какого-то завода. Другие родители купили эту путёвку по минимальной льготной цене. «Тебе, наверное, и с собой кучу денег дали?» – спросила девочка из моей комнаты. А мне дали совсем чуть-чуть.

– Фотографии мне не нужны, – сказала я вожатой, которая организовывала съёмку отряда.

– На память не хочешь разве? Все заказали. Если нет сейчас денег, родители могут заплатить, когда в Киев вернёмся, – предложила вожатая.

– Нет, не надо всё-таки.

В Киев мы приехали в середине дня: за окном заполненного детьми автобуса придорожные деревья и солнечные поля сменились однотипными многоэтажками Троещины. Это окраина города. Раньше я бывала тут всего однажды – три недели назад, как раз, когда уезжала в детский лагерь. Оказалось, городской автобус, идущий от метро до моего дома, заканчивает на этой квадратной площади свой маршрут.

Соседка по комнате прыгнула в объятья матери, отец подхватил её чемодан и пошёл к машине. «Пока, мажорка!» – крикнула она мне, обернувшись. Я помахала рукой, оглянулась по сторонам: все суетились, разбирали багаж и постепенно расходились. Меня никто не встречал. Я растерялась.

Мать с отчимом уехали тогда в Крым, а меня должны были забрать их друзья. Ну, как, друзья. Мать попросила об этом одолжении своего любовника, про которого я тогда ещё не знала, что он не просто друг – а целый любовник. Я только потом всё поняла, когда случайно увидела его у нас дома голым. Звали друга Гумер, но я называла его про себя Гомером, потому что так было смешно и по-древнегречески.

Мы заранее побывали у Гумера на Борщаговке в гостях, пили чай с его женой Юлей. Мне надоело, я вышла погулять. Походила туда-сюда по двору, оглядела соседние дома, покаталась на качелях, вернулась. «Дурочка эта Юля, – сказала мать, сразу как мы ушли. – Детей нет, всё хи-хи, ха-ха, терпеть не могу!» Мы дошли до остановки и долго ехали домой на трамвае, а потом вышли почти у моей школы и добирались на метро.

«Нашла родителей, да?» – спросила вожатая. Я к тому времени обошла пару раз наш автобус, побродила по площади, а Гумера и Юли нигде не было. «Да-да, – заверила я её, потому что было отчего-то неловко, что меня забыли забрать. – Они просто уже за углом ждут».

Я подхватила чемодан и бодро пошла за угол, а там остановилась и перевела дух. Как добраться до Борщаговки? Это противоположный конец города. А! Вот так: автобус доедет до моего дома, а дальше я сяду в трамвай и поеду как будто в школу – и потом пересяду на другой трамвай. Я, вроде бы, в тот раз запомнила дорогу к Гумеру. Как оплачивать проезд? Ох, тут проблема. Денег нет, а на «ребёнка до семи лет», которому полагается безбилетный проезд, я не похожа. Я в свои одиннадцать выглядела на все пятнадцать, кондукторы меня не пропускали. Подруга Юля – на год взрослее – проходила бесплатно в метро, а я – нет!

Я заплакала и поплелась обратно по растрескавшемуся асфальту. Выглянула из-за угла: все разошлись, наш автобус тоже как раз разворачивался, чтобы уехать. Стало ещё тоскливее. «Ну, зато я правильно поступила, что не заказывала фотографии, – вдруг подумала я с облегчением. – А то пришлось бы теперь оправдываться».