Николай Князев - Выбранные дорогами

Книги при удачном стечении обстоятельств вводили меня в легкое оцепенение свойственное, вероятно, меломану при сто восемнадцатом прослушивании Walkuerenritt, или курильщику опиума в обществе своей трубки. Фраза Диккенса или Киплинга могла сделать мой день. «It was the best of times, it was the worst of times…» или «For the race is run by one and one and never by two and two.» Или «Then look around, and choose thy ground, and have thy rest…» – это уже Байрон.

Как-то, в еще добайроновские времена, я зачитал отцу казавшийся мне особенно смешным отрывок из Джанни Родари. Тот не разделил моего энтузиазма – он, не поднимаясь с дивана, назвал отрывок глупостью. Думаю, он мог бы проявить немного больше педагогического такта по отношению к шестилетнему… С тех пор мои чтения стали моим персональным пороком – я почти утратил привычку с кем-либо их обсуждать…

**

Тому, кто лично не сталкивался с опытом наркотического чтения, полагаю, тяжело его себе представить. Меня чисто умозрительно привлекают и иные формы опьянения: алкоголем, опиумом, дельта-тетрагидроканнабинолом, или лизергиновой кислотой – но я не знаю их о щ у щ е н и й. Спиртное действует на мой организм лишь угнетающе, незаконных средств я никогда не пробовал, но неизменно интересовался старателями органики: Де Квинси, Бодлер, Уоллес, Венечка Ерофеев, Баян Ширянов, малолетняя героинщица Кристина Ф. с вокзала Зоо в Берлине… И просто тихие алкаши наподобие Ремарка… Их описания опьянений неконкретны и размыты: «я просто почувствовал себя хорошо», «меня словно ударили доской по затылку»… Свидетельства сводятся в основном к констатации сопутствующих обстоятельств: «сварили винт», «вмазался», «украл», «постоянно чешется», «и немедленно выпил», «спрятал между труб». Яснее всего в описаниях выходят боль, деградация и обреченность: можно подумать, что люди связываются с искусственным раем лишь для того, чтобы как можно скорее оказаться во вполне естественной преисподней, откуда нет спасения. Наркоманка из Зоо, сбежавшая от зависимости на 20 лет спокойно говорит, что героин никого не выпускает, и она на каком-то повороте судьбы, влюбившись в товарища по несчастью, снова взяла в руки шприц. Уоллес лезет в петлю после отказа от антидепрессантов… Пользователь ясно помнит лишь моменты страдания – ломку, посаженную печень, вздутый водянкой живот, комнату с замызганным матрацем… Последствия… Само опьянение – это пустота, цезура, промежуток. Море спокойствия в архипелаге боли. Но наркотик – общая причина и моря, и архипелага.

Возможно, мне только казалось, что чтением я убегал от страдания, а не порождал его? Не напоминает ли на самом деле книжный лист зазубренную ладонь каннабиса?

**

Я пытаюсь вспомнить родителей, и понимаю, что на самом деле знаю о них чрезвычайно мало. Я не знаю о них и тысячной доли того, что знаю о себе. Макака в зоопарке имеет примерно такое же представление о тех, кто ее кормит и чистит ее клетку: те рядом, но принадлежат к некой параллельной реальности. Они – хозяева… Люди, конечно, могут быть привязаны к зверьку, но всегда останутся инородными объектами в его мире.

Глядя назад, мне кажется, что отец временами пытался пошатнуть разделявшую нас стену отчуждения. К примеру, он пару раз водил меня играть в футбол на баскетбольную площадку. Площадка принадлежала соседнему ПТУ, официально вход был на проржавевшем висячем замке, но желающий проникал внутрь через дыру в металлической сетке ограждения. Надо было закатить мяч в промежуток между двумя стойками забора – один держал оборону, второй старался обмануть его финтами, после роли менялись. Бессмысленность этого занятия меня утомляла, хотя я и не был слабаком. Мама, обеспокоенная моими частыми простудами, записала меня в секцию – два или три раза в неделю я делал разминку, а потом мы начинали что-нибудь вроде стометровок, или прыжков в длину, или кросса. В конце занятия полагался круг-другой трусцой по стадиону… Через несколько лет занятий в любую погоду я действительно избавился от частых насморков и ангин: более того, я мог пробежать кросс лучше всех в школе. Но спорт меня не привлекал: отсутствие по большому счету амбиций и трудолюбия соединялись во мне с опасениями навредить организму чересчур усердными тренировками – к университету я забросил атлетику окончательно. Тем не менее, привычка к регулярным упражнениям осталась: без часа-другого в неделю бега, велосипеда или тренажеров я чувствую себя заметно хуже, и хотя ни в одном виде спорта не поднимался выше результатов первого разряда, само ощущение, что я могу обогнать в беге или на велосипеде 99 человек из взятых наугад ста придает мне дополнительную степень уверенности в себе.