Владимир Соколов - …И при всякой погоде

Но снежные битвы все равно не теряли своей прелести, и бросаться снежками, идя к дому, было невероятным наслаждением. Это было замечательно по двум причинам. Первая состояла в том, что ты чувствовал себя избранным. В основном сражении, проходившем перед школой, могли участвовать все до единого, в дальнейших же – лишь небольшая кучка. Таких кучек могло быть больше одной, так как к дому вели две разных дороги. Каждая из них предпочитала свою – и могла встретиться с другой на перекрестке. Каждая могла пройти мимо или вступить в общую схватку – и тогда силы перераспределялись. Если среди подошедших оказывались Никита или Петухов, кучка наша заметно унывала. Битва грозила обернуться бойней. Под «домом» подразумевался мой собственный дом, и было интересно все, что происходило до него – не только битвы. Мне нравилось быть в числе тех, кто, выйдя за территорию школы, не попадает сразу домой, а вместе с другими счастливцами продолжает путь. Жившие рядом были лишены такого преимущества. Они доходили до подъезда и прощались с товарищами, не имея возможности поучаствовать в том, что выпадет на долю оставшихся. Это могла быть снежная битва, смешной разговор, либо самый обычный поход домой – для воображения отсутствовавшего все было в равной степени возможным и интересным. Я был рад, что живу достаточно далеко и могу принять участие в том, в чем не успеют другие – покинувшие наши ряды раньше. Но и я покидал их не последним. Дальше жили многие, можно сказать – большинство. Я не чувствовал себя от этого несчастным – и не слишком думал о том, какие приключения настигали тех, кто поворачивал за моим домом налево или шел дальше вдоль него, чтобы выйти к остановке. Я с трудом представлял себе, где они живут – и знал только ориентиры: пруд, поле, двадцать четвертая школа, магазин «Рубин». Некоторые из них находились так далеко, что сложно было и поверить в существование такого пути. Слишком уж долго идти до школы.

Хотя встреча с Димой Петуховым почти всегда грозила побоями, он бывал удивительно вежлив и дружелюбен, когда ты виделся с ним один на один. В пятом классе случилось немыслимое – меня взяли в команду. Соревнования назывались «Веселые старты» – и ехали мы в другую школу, чтобы занять там последнее место. Но меня это не огорчало ничуть. Я ходил в майке с названием команды – и был в числе избранных. Избранным был и Дима. После одной из снежных битв (где мы сражались рука об руку) нужно было ехать. Мы вместе возвращались домой и шли по непривычной дороге – той, где ходил Фадеев. Я чувствовал себя как первоклассник, идущий рядом с пятиклассником, снизошедшим до того, чтобы составить тебе компанию – и даже получавшим от этого некоторое удовольствие. Дима был весел и привычно самоуверен – я старался выглядеть так же. Разгоряченный после боя, он брал с земли снег – и ел его. В этом простом действии заключалась вся сила и смелость простого пятиклассника, становившегося вдруг значительнее, серьезнее и взрослее. Дима Петухов был обычным хулиганом – но та естественность, с какой он поглощал и выплевывал снег, делала его свободным и независимым. Он сражался, победил и заслужил свою порцию снега – охладить лицо и пыл. Мне это представлялось немыслимым. После каждый битвы я удивлялся, что сумел не простудиться и приходил на следующий день здоровым. Получить снежок за шиворот или отворот сапога было уже верхом беспокойства. Мысленно я начинал видеть бабушку, с тревогой вопрошавшую, отчего это я кашляю и хлюпаю носом. К утру обнаруживались красное горло, озноб и – в лучшем случае – тридцать семь и семь. Таблетки, кошмары, никакого компьютера и – в лучшем случае – полторы недели пропуска. Но так бывало нечасто – почти никогда. Я волновался, фантазировал – но оказывался все так же здоров.

В любом случае, есть снег казалось безумием. Но Дима ел его – и ехал потом на соревнования. Что-то в этом мире было не так, как я думал. Что-то запрещалось одним и дозволялось другим. Я причислял себя к первым. Почему-то так выходило всегда. Так, я никогда не ходил в бассейн. Считалось, что у меня аллергия на хлорку – и после единственного моего «погружения» тело мое покрылось пятнами. Из-за этого каждый год мне выписывали справки. У меня было освобождение. Поначалу объяснение это казалось мне правдивым. Каждому, кто меня спрашивал, я серьезно отвечал – у меня аллергия. Все, кто отлынивал от занятий, сидели в специальной каморке. Народу собиралось немало. Мы знали друг друга в лицо. Я был постоянным членом клуба – старейшим и почетным. Одни бывали у нас неделями – и затем исчезали. Другие приходили часто – но с перерывами. Третьи – на денек-другой. Я чувствовал заслуженность своего положения – но куда сильнее испытывал облегчение. Чем старше я становился, тем труднее было поверить, что я окажусь когда-нибудь в бассейне – и действительно буду плавать. Особенно страшным казалось то, что я жутко отстал – и уже никогда не нагоню остальных. С каждым годом чувство неловкости за свою «болезнь» становилось все сильнее – и все труднее было сохранять уверенность. Новые члены клуба смотрели на меня привычно – но с легким удивлением. Сколько же он будет сидеть тут? Вечность. За эту вечность мы перепробовали множество игр. Здесь рассказывались анекдоты. Здесь составлялись заговоры. Здесь мы дрались с Никитой. Здесь был разбит мой телефон. Меня впервые схватили за ухо и поставили в угол – тоже здесь. Здесь я провел десять лет.