Владимир Соколов - …И при всякой погоде

Потом была и наша встреча на прогулке. Я гулял с родителями, он – с мамой. Мы встретились случайно, на территории школы. Мы начали играть в «стрелялку». Играли один на один – мальчишек вокруг не было. Автоматами служили палки, найденные случайно по дороге. Колина была длиннее и корявее – что уже означало превосходство. Мы разбегались по территории и осторожно искали друг друга. Кто увидит и издаст звук выстрела первым – тот и победил. После первых же «раундов» я осознал, что Коля находится в своей стихии, я же – неловок и медлителен. Но играли мы долго и увлеченно, совершенно не следя за временем. Мы были достаточны малы, чтобы чувствовать размер территории – и понимать, до чего много вокруг мест для хорошей засады. Каждую секунду я испытывал невероятное напряжение, опасаясь выстрела сверху, сзади или сбоку, из-за любого ближайшего куста – и даже из-за лестницы. По ощущениям игра напоминала охоту – и охотником был не я. Я не мог рассуждать стратегически, не умел планировать, был не способен на хитрость. Я думал только о том, как не попасться, не выглядеть глупо – если убьют посреди дороги. Мне было стыдно, что, будучи мальчишкой, я играю так плохо. Мне казалось, что Коля отлично понимает это и в душе смеется надо мной. На деле же, ему хотелось побеждать – и только.

В одном из раундов, в передней части территории, мне встретились Настя и Рита. Настя Баранова и Рита Клочкова были подружками. Они были болтушками и хохотушками. Они сидели на лестнице. В их присутствии я изображал профессионала и обводил территорию многозначительным взглядом. Но стратегические способности мои все так же отказывали – и я все так же ожидал пули в спину, стыдясь теперь и смеха зрительниц. Они молчали и глупо улыбались – и в характерном выражении этом угадывалось предательство. Они знали, где находится Коля, но не говорили мне – в нетерпении ожидая, конечно, когда же я, наконец, попадусь. Это было неправдой – но в тот момент и Настя и Рита провоцировали лишь злобу и обиду. Обидным казалось то, что они – на стороне удачливого и ловкого Коли, и подразумевалось это изначально. Я же – ботаник и умник – считался неудачником и в подобных играх побеждать был не должен. Эта выдуманная несправедливость, казавшаяся мне очевидной, лишала меня последней уверенности – и всяческих сил. Мне хотелось сочувствия и симпатии со стороны моих зрительниц, хотя они и по-прежнему казались мне глупыми болтушками – не говоря уже о том, что были моими подружками. Но в тот момент любой, кто наблюдал за нашим поединком, представлялся мне крайне важным зрителем, чью любовь я был обязан завоевать. Я был зависим от его расположения – и боялся лишиться его. Из-за неловкости или той изначальной несправедливости – всех по отношению ко мне, убедительности которой придавало воображение. Играл я от этого не хуже – но неуверенность, страх и обида продолжали неизменно расти.

В тот же день, в воскресенье, я впервые побывал у Коли. Настойчивость его была неисчерпаемой и дерзкой – и родители мои капитулировали. Дима идет в гости. Было это обычным и нормальным (как и играть в «стрелялку») – но больше всего на свете мне хотелось вернуться домой. Все новое казалось страшным и неловким – боязнь же повести себя неправильно и глупо заставляла меня каменеть. Я не знал, что делают в гостях, не знал, как разговаривать с чужими мамами, не знал лифтов в высоких домах – не знал дороги домой. После поражения в битве с Колей это представлялось ненужным, но главное – жестоким. Ужасно жестоким со стороны родителей. Эгоистичная напористость Зацепина казалась мне невероятной. Он разговаривал с ними до того нагло и смело, будто, и впрямь, имел право заставить меня выполнять любые его капризы. Он только что играл с другом на улице – теперь же друг идет к нему в гости. Так будет правильно – и так положено. Так считали и родители. Я не понимал, как они могли согласиться, как могли поддаться, как могли отправить меня туда – когда я так этого не хочу. Я пытался возражать – но слабый и тихий голос мой тонул в общем и громогласном согласии, звучавшем как приговор. Я покорился – но самой пытки не запомнил.

В конце нашего класса, посередине, стоял шкафчик со стеклянными дверцами. За ними Анна Валерьевна держала игрушки, разные поделки и книжки – по которым мы, вероятно, учились. Ни я, ни Чихачевский не замечали внутри ничего особенного – пока в один прекрасный день не появились там две игрушки. Одной из них был Песик с мячиком, другой – Медвежонок. Так назвали их мы с Димой – опираясь на то, что увидели. И, хотя мы не могли забрать их домой, мы воображали, что это случилось. Что у меня живет Песик с мячиком, а у него – Медвежонок. Они назывались «гостями». Постепенно у каждого из нас поселялись все новые и новые «гости», бравшиеся из мультфильмов, книг и наших совместных фантазий, которыми мы обменивались по телефону. Так, мы придумали двух бездельников и хулиганов, которых звали Прикол и Колец. Имя первого было говорящим – второй же появился из-за Толкина (тогда я посмотрел уже все фильмы). Прикол поселился у меня, Колец – у Димы. Споров почти не возникало – в случае же полной невозможности договориться «гость» попросту клонировался. Иметь клона было неприятно – но все же лучше, чем уступить «гостя» совсем. Каждый обладал определенными способностями – и состоял в определенных отношениях с другими. Во главе двух домов стояли Песик с мячиком и Медвежонок. Они обладали высоким уровнем интеллекта и были значительно сильнее остальных – напоминая этим Профессора и Магнето, управлявших другими мутантами. Разница состояла в том, что в обоих домах жили «добрые» – и совместно сражались со «злыми», приходившими всегда со стороны. Каждая битва с мировым злом детально обсуждалась по телефону и разыгрывалась по ролям. Голосов почти не меняли – но перед каждой репликой поясняли, кто говорит. Этого было достаточно, и погружение в атмосферу придуманного казалось абсолютным. Иногда возникали ссоры. В этом случае Песик с мячиком и Медвежонок говорили от нашего лица. Неловкости не возникало. Оба мы верили, что говорим именно с теми, кем и представляемся. «Гости» продолжали заселяться к нам в течение долгих месяцев. Отношения менялись, битвы продолжались – конец же наступил незаметно.