Павел Желтов - Улица Свободы

Спиртное я на борт возьму. Хорошо, если это будет ром. Это романтично, это по-пиратски, по-морскому. Пожалуй, бутылочку ямайского нектара я прихвачу, хоть он и слишком дорогой. Конечно, возьму водки и коньяка. Месяц плавания без нормального мужского запаса спиртного немыслим. Воды надо взять еще. Литров сто. Соков и колы – делать коктейли. Я люблю коктейли. И, в конце концов, со мной отправится спутница. Может быть, она будет похожа на Лилию. Она тоже захочет коктейль на закате, когда мы пришвартуемся к лесистому берегу и будем смотреть, как умирает день.

Тут я понял, что хочу коктейль. Коренастый стакан с толстым донышком. Треть рома, треть колы, лед. Стакан запотел. На нем образуются крупные капли и скатываются по стенкам. Пузырьки газировки пляшут на поверхности. Я почти услышал их шепот. Если взять в руку, то пальцы ощутят холодную влагу. Она приятная.

Я сглотнул. Сейчас мне было нельзя. Те медикаменты, которые я принимал, в сочетании с алкоголем превращаются в яд. Можно даже умереть. Впрочем, я не алкаш. Я легко потерплю до выписки.

***

Солнце взошло раньше, чем в родном Новосибе, – перемещение на восток располагает к таким подвижкам. Прежде разведки местности нужно было проверить, как стим пережил транспортировку. Вроде бы крепкий механизм, однако случиться могло всякое.

Андрей отвязал и стащил с машины тент. Стим, как всегда, был красив. Гонщики очень любят свои болиды – почти как детей. Многие дают им имена, считают, что у них есть характер, а то и, чем не шутит черт, душа.

У этого стима души не было точно. Однако собирал его Андрей своими руками, знал, что называется, до последнего винтика.

Четырехколесный приземистый болид. В задней части – все массивное, отвечающее за движение. Компактный реактор, котел с водой, турбина, вариатор и прочие передаточные механизмы.

Ближе к носу – сиденье, даже кресло пилота, если нравится, в поликарбонатной капсуле на случай аварии. Сзади и перед передними колесами антикрылья. Кто видел болиды «Формулы—1», тот примерно поймет, что к чему. Почти так же, только массивнее и немного страннее. Черный, где-то матовый, где-то отливающий, как воронье крыло, механизм. Теоретически может разогнаться до 400 километров в час. Андрею удавалось довести стрелку до отметки 350.

Он поочередно отвязал все фалы, удерживающие стим внутри кузова. Достал оттуда же подмости, по которым машина попала внутрь, проверил, надежно ли сидит в кольце крюк лебедки.

Стоя на земле, стим оказался Андрею по пояс самой высокой своей точкой – задним антикрылом. Андрей отстегнул кожух реактора, внимательно посмотрел на небольшой экран. Сердце стима билось, но медленно – перед дорогой гонщик слегка его приглушил. Пар в котле не клокотал, турбина не свистела крыльчатками. Однако тепловые элементы отбирали жар, давая в батареи электричество. Так что Андрей решил пока зарядить аккумуляторы дома. Достал провод с двумя штекерами на концах. Один воткнул куда-то под реактор, другой – в розетку возле пола своего жилища. Он отряхнул руки, упер их в бока и стал медленно вертеть головой, выбирая, куда сходить сначала.

5.

Утром после завтрака в очереди за лекарствами появился новенький. Длинный и худой. Руки из рукавов пижамы торчали слишком далеко. А штанины заканчивались слишком высоко. На шее багровела странгуляционная борозда. Новенький продвигался к столику выдачи с низко опущенной головой. Я стоял сразу за ним. Кроме обычных для всех нас успокоительных и «витаминок» в его горсть вложили три здоровенных веретенообразных пилюли. Дело серьезное, подумал я. Такие большие таблетки я видел впервые.

Я не выспался и был неприветлив. Меня можно было понять – толком уснул часов в пять. Всю ночь шарахался в курилку и обратно. Когда длинный новенький отвалил и я подошел к столику и узнал, что для меня у нянечки ничего нет, то почувствовал желание ее ударить. Мало того, что из-за них я не спал всю ночь, еще и последнее отобрали. Я не сделал ничего и просто молча отвалил, как длинный новенький за пару секунд до этого.

Я сел за стол к своим куропаткам. За эти дни я, кажется, начал их различать. Мне нравилась одна. Вернее, меньше всего раздражала. Я не знаю, как я определял, что это именно та птица. Наверное, по глазам – наименее тупой взгляд, наверное. Сейчас их было три. Они сидели неподвижно. Время от времени одна из птиц гадила в сугроб под березой.

Пришел Вова с колодой карт. Я уже отошел от облома с лекарствами и согласился сыграть с ним. Игра была чисто механической, не вызывала в нас азарта, не приносила радости побед. Просто перекладывали карты, как велят правила.