Павел Желтов - Улица Свободы

– Ильдар опять заехал, – сказал Вова.

– Кто это – Ильдар? – сделал вид, что мне интересно, я.

– Высокий такой, волосы на глаза, – объяснил мой картежный партнер.

– С бороздой на шее который? – я криво усмехнулся.

– Ну, – кивнул Вова. – Он самоубийца. Только не получается. Вены резал, сюда потом приехал. Сейчас вот – повесился. Только сняли.

– Он – ничтожество, – я сказал это хладнокровно, без каких-либо лишних эмоций.

Всем трудно. Мне вот, например, ой как нелегко живется. Однако я не вешаюсь почему-то. Наверное, потому что я человек. А он действительно ничтожество.

– Да нет, он нормальный парень. Семейный, – заступился за новенького Вова.

– Что же он семью так оставить решил? Как же они без него?

Вова пожал плечами. Мы молча доиграли кон.

– Ладно, – сказал Вова и встал из-за стола. Карт он не собрал.

Я тоже не стал утруждаться: кому надо – соберут. Или играть сейчас кто-нибудь сядет. Я отправился в палату, улегся и неожиданно уснул. Мне приснилось что-то хорошее. Жаль, не запомнил, что именно, когда меня разбудил к обеду санитар.

За обедом я хорошо разглядел новенького. Он почти макал свой нос в суп – так низко наклонился. А челка так вообще намокла. Он медленно хлебал ложкой, будто под водой двигался, и жевал. Жевал суп. На шее багровело доказательство его позора. Один раз он поднял взгляд, и мы встретились с ним глазами. Я его презирал.

А вечером к нему пришла семья. Жена – стройная молодая татарка – и дочь пары лет от роду. Наверное, как к постоянному клиенту, посетители пришли прямо в палату. Я как раз стоял в коридоре и видел, как жена достает из сумки какие-то банки и контейнеры с едой и отдает ему. А он убирает припасы в тумбочку. Ребенок в это время сидел на кровати молча и неподвижно. Девочка смотрела, что делают родители. От ее ног до пола было сантиметров двадцать. Это смотрелось довольно жалко.

Отмена лекарств имела и позитивный момент: ко мне вернулась способность нормально фокусировать зрение. Поэтому я пошел читать.

В диспансерской библиотеке было всякое барахло типа детективчиков в черно-желтой мягкой обложке и старых советских произведений, прославляющих трудовой подвиг на целине и хлопковых полях. От них разило плесенью. Мне посчастливилось найти «Последнего из могикан». Я схватил его двумя руками и пошел в палату. Улегся и проблуждал по лесам Северной Америки до самого отбоя.

А после отбоя ощутил последствия отмены лекарств. У меня началась эрекция, и это не давало мне не то что уснуть, а хотя бы просто погрузиться в спокойную дрему. Член торчал, как поднятый шлагбаум. От него по всему телу разливалась какое-то сладкое томление. Вибрирующий зуд, который, если закрыть глаза, казался красным. Я ворочался и думал, как бы незаметно подрочить. Запускал руку в трусы и сжимал напрягшийся ствол, медленно гладил его, делал мастурбирующие движения. Потом перевернулся на живот, надеясь, что в таком положении член сдуется. Промучился я так часа два.

И тут я вспомнил о Лилии. Ее же можно разбудить и попросить сделать минет. Она уже показала себя девушкой свободных нравов. Так что, скорее всего, согласится. Тем более после того, как ей назначили курс каких-то специальных лекарств, она жила в двухместной палате. Одна. А еще, полагал я, если у нее вич или гепатит, то через рот не передастся.

Я легко отжался на руках, легко и неслышно соскочил с койки. Натянул пижамные штаны, прикрывая торчащий ствол, надел рубашку, под полами которой скрыл красавца окончательно.

Первым делом я отправился в умывальник. Вернее, я туда прокрался – дежурная медсестра и ее злая прихлебательница спали. И будить мне их не хотелось. Умывальник – он же душевая – изнутри не запирался. Я притворил за собой дверь, включил свет и открыл кран. Вода текла холодная. Может быть, охладит, подумал я. Задрал рубашку, прижал ее подбородком, оттянул штаны и подставил член под струю. Головку сладко обожгло струей. Эрекция уходить и не собиралась. Я намылил руки куском какого-то мыла, а потом тщательно вымыл свой инструмент. С этим у меня было строго. Тут дело в самоуважении.

Дверь в палату Лилии оказалась приоткрыта. Я проскользнул в щель. За окном горел фонарь, так что и в помещении было светло. Лилия спала, лежа на боку, выставив вперед нижнюю руку. Я различил пятнышки на ее локтевом сгибе.

Взяв у стены стул, я подсел к ее изголовью. Член упирался мне в живот. Я положил руку на ее плечо и несильно потряс.

– Лиля… – реакции ноль.