Иван Ленивцев - Живи, Алёшка! Роман

Сам же Алексей Иванович, лежа на животе, через мутноватое вагонное стекло видит округлые приморские сопки, поросшие малорослыми приморскими дубками, тонкоствольные ивы, поникшие над зеркально поблескивающими речушками, бескрайние болотистые равнины… Он с интересом наблюдает за привокзальной суетой больших станций, за спокойным малолюдьем крошечных полустанков; перед его глазами проходят и тут же навсегда исчезают множество людей с вокзальных перронов. Иногда, его взгляд невольно задерживается на хорошеньких девушках, а при отсутствии таковых – на горластых торговках, продающих местные деликатесы в виде соленых огурчиков с вареной картошкой и пирожков с капустой. От долгого лежания в одном положении свело в боку, пришлось лечь на спину. Закрыв глаза, Лешка прислушался к стуку колес: тук-тук, тук-тук, тук-тук… Почудилось: в Японию, в Японию, в Японию… Туда, где цветет розовая сакура, где услужливые гейши, воинственные самураи, таинственные ниндзя…

Однако блаженному пребыванию в Стране восходящего солнца, ему мешали доносившиеся снизу хмельные голоса, где шустрый «инвалид трудового фронта», проявив недюжинные организаторские способности, быстренько сообразил веселую компанию себе подобных, с которыми принялся уничтожать спиртное, приобретенное у проводников. Да-да! тех самых, что призваны бороться с проявлениями алкоголизма на железнодорожном транспорте.

– …Откинулся я с зоны, в кармане вошь на аркане. Что делать, думаю, куда идти бедному сиротке? Вкалывать? Ну уж нет, дурных нема, я что, трудяга муравей? Башкой кумекаю, мозгами соображаю – выхода не наблюдается, хоть опять к «хозяину» на зону возвращайся. Полная безнадёга! Я был как тот анчоус, что на берег выбрасывается: вроде дышу, а выпить нечего. Ха-ха-ха! Видел кто анчоуса? Нет? А я за этой рыбой-дурой на Сахалине наблюдал. Как выглядит? Да обыкновенно, на корюшку похожа, лупастая такая, ну вылитый Гвоздиков, начальник второго отряда с «пятерки». По этому случаю я тост предъявляю: кореша, так хряпнем же за то, чтобы гражданин начальник Гвоздиков жил, как выброшенный на берег анчоус, а мы с вами могли свободно дышать, пить горькую, иметь сколько хотим баб, ну и, чтобы в карманах у нас, всегда шелестело немерено сколько бабла. Ну что, вздрогнем! Поехали! Ху!

Чуть опустив голову, Лешка увидел суетящегося тамаду-инвалида. Тот был в серой майке, грудь и плечи синели от наколок, в правой руке стакан, в левой – кусок неочищенной колбасы. Два его собутыльника сидели под Лешкиной полкой, и потому лиц их он не видел, лишь слышал, как они заходились в булькающем смехе, постукивая при этом головами о переборку.

– …Нет, без базара вам скажу, мужик я головастый, калач тертый, за спиной у меня пять ходок, двенадцать лет лагерей, а также прошел я огонь, воду и прочие медные трубы. Ха-ха-ха… Короче братва, покумекал я покумекал башкой— и в продуктовый магазин под номером шесть пошел, где пару часиков бросал пылкие взгляды на одну пышную, на морду некрасивую и не особо молоденькую продавщицу. Учтите: некрасивую и не молодую – это важно запомнить. Такие чаще всего одиноки, никто их в постели не греет, не ласкает. По всем параметрам такая баба мне подходила. Перед самым закрытием магазина подвалил к ней, остальное проще простого: парочка простеньких комплиментов: единственная, самая-самая, ненаглядная моя, давайте я вам сумку помогу донести, то да се, трали-вали. Смотрю, глазёнки у неё разбежались, ноженьки подкосились, и вот уже я у нее в постели. Как её звали? Кажись, Светкой… или, Надькой? Точно не помню. Да и не важно как её звали – важно то, что я взял её легко, почти не глядя. Пришел, увидел, победил! Кто сказал? Не знаете? А я знал, но забыл. Однако баба, скажу я вам, одно удовольствие! Такие шуры-муры мы с ней в постели вытворяли, перина – один пух! – задымилась. Ох и хороша оказалась, зараза! Спьяну. А ночью проснулся, глядь на ее рожу, на телеса её развалившиеся – куда и хмель из головы выскочил. Захотелось на волю. Только что не взвыл на все пять этажей: «Где мой чемодан?», потому как в ту пору не было у меня приличного чемодана. По-тихому, шустренько оделся, но не уходить же мне пустым, думаю, за труды постельные надо же себя как-то отблагодарить. Произвел я обыск в её хате без санкции судьи, золотишко кой-какое нашел – конфисковал, барахлишко подороже – прихватил, и айда ноги в руки! Живенько сбагрил добычу оптом в одной известной мне «малине» и в кабак вокзальный завалился: гулять так гулять! И-их, приятно вспомнить! Оттянулся по полной! Вот из-за таких моментов, братцы, жить стоит! Так выпьем же за богатых, но глупых и доверчивых баб! Чтобы они почаще встречались на нашем нелегком пути! Поехали! Ху-у…