Иван Ленивцев - Живи, Алёшка! Роман

Набросав в костер побольше толстенного сушняка, его спутники улеглись на еловые ветки, единодушно решив не идти спать в палатку-пусть лейтенант спокойно отдохнет, особенно от громогласного храпа Белохвостова. Лежали и с интересом смотрели за движением выползшей из-за темного леса желтой луной, за ярким мерцанием холодных звезд, прислушивались к однообразному плеску волн, набегавших на берег.

Сон не брал. Иван Мосеев как обычно молчал, вороша хворостиной костер. Должно быть, вспоминал семью оставленную в Якутске. Семен с Киром тихонечко переговаривались.

– Наверное, уснул барин, вымотался бедняжка, – кивнул в сторону палатки Белохвостов. Последующая реакция Семена была для него неожиданной.

– Кир, шут тебя задери! Сколько можно тебе говорить, не называй Константиныча барином! Ну какой он тебе барин? Ты что, настоящих бар в глаза не видел? Помнишь новоприбывшего штурманского офицера с Охотского поста? Как его там… барон, барон. Забыл. Вот кто барин был. Бывалоче, построит своих матросиков, идет вдоль строя и в глаза им заглядывает. Не понравился ему чей-то взгляд, сразу: на-а! – в зубы. Или заорёт во всю глотку: «Портки прочь! Выпороть сукина сына!». И сам проследит, чтобы пороли исправно, чтоб шкура со спины отлетала. Вот то барин был. А ты на Константиныча телегу катишь: барин, барин! Сколько мы с ним исходили по Амуру, по Сахалину, ну не скажешь, что он барин-истинный казак, ей Богу казак. Знавал я господ, которые приезжали службу нести в белых перчатках. Где они? Враз убегли от трудностей здешних. Нет, наш не такой, все ему достается поровну с нами: и холод и голод, и дождь и снег, и работа наравне, и сон на земле. Кремень мужик, хоть и молод годами. А ты барин, барин! – в очередной раз, Семен укорил друга. Тот пожал плечами, дескать, да я ничего такого особенного и не сказал. – Одно меня в нем тревожит, должно быть, по молодости своей, он чересчур болезненно воспринимает несправедливость, особенно к себе. А также, временами бывает самонадеян…

– Семен, а кто из нас по молодости не был самонадеян? – ответил Кир, приподнимаясь на локте и прислушиваясь- где-то в тайге трубно проревел сохатый. Семен тоже приподнялся, только Иван по-прежнему не отводил взгляда от костра.

И опять бездыханная тишина, нарушаемая лишь треском костра да шуршанием вечно не спящих волн.

– Слышь Семен, слышал я, что француз Лаперузов уже бывал здесь, ну тот, что залив Де-Кастри открыл; как же он наш залив не заметил… Хаджи этот? – решился спросить Белохвостов-видно червь сомнения не давало ему покоя. -Да и в прошлом годе, помню, их высокоблагородие господин Невельской посылал этого, который с бородой такой, как его- мичмана Чихачева искать залив, и тот ничегошеньки не нашел…

– Он ещё и господина Орлова с казаками посылал, те тоже ничего не нашли, – с легким снисхождением в голосе ответил Семен. -А почему не нашли? Да потому, что они на морских ботах пошли, непригодных для дальних походов. А у нас лодка гиляцкая. И мы на ней найдем залив! Знаешь почему найдем, потому что нашему Константинычу покровительствует сам Николай Чудотворец. Все, не мешай мне спать…

Николай Бошняк тоже не спал. Он лежал и сам того не желая, слушал разговоры казаков. И думал: «Да, с такими людьми, можно хоть на край света. Хотя, где мы сейчас находимся, если не на краю света… на самом, самом краюшке. Господи, как же мы далеко забрались от дома родного!». И сразу перед глазами появилась родная костромская земля, любимые лица матери, отца, сестер…

Провожая в неведомые края, отец напутствовал его словами: «Сынок, будь правдив и лучше сам поплачь, нежели чтобы из-за тебя другие плакали». И он следовал совету отца: дворянством не кичился, не обижал ни солдат ни матросов- насмотрелся на бесчеловечные порядки в имениях некоторых местных крепостников. Да и здесь воочию увидел полную беззащитность служивых людей-бывших крепостных. Он считал, что местное население-нанайцы, удэгейцы, орочи- не должны забижаться. Ведь это именно они в трудную минуты выручат, помогут, подскажут.

Кто-то у костра, вероятно оставшийся « на часах“, вполголоса затянул шутливую казачью песню: „Ах барыня с переборами-ночевала под заборами…». Бошняк узнал голос казака Белохвостова. Потом все стихло. «Устали братцы, не железные, -уже засыпая, подумал Бошняк. – Последняя ночь, завтра решающий день… надо найти бухту… кровь из носа найти… найти, найти…»

Утром лейтенант Бошняк проснулся в бодром приподнятом настроении. Казаки уже хлопотали у костра. Позвякивал крышкой чайник, запах жаренной на прутиках камбалы звал к столу, то есть к костру.