Виктор Кабакин - Пансионат «Кавказский рай»

Или действовал согласно чьей-то установке (что очень может быть, учитывая неоднозначную характеристику Разумовской и ее видное положение в светском обществе). В таком случае дело просто-напросто прекращается за отсутствием события или состава преступления и мирно кладется в архив.

Чтобы загубить любое дело, не надо даже явно нарушать закон. Нужно просто превратить его в «жвачку». Профессионалу сделать это нетрудно. Такую жвачку можно мусолить месяцами, годами, периодически выплевывая сжеванные куски и, брызгая перед общественностью слюнями, убеждать ее в том, что, мол, проверяется еще одна версия, надо допросить очередную партию свидетелей, провести новую длительную экспертизу… Неспециалисту трудно разобраться, где и когда прекратилось настоящее расследование и началась обычная жвачка.

На этом весьма интересном месте мои размышления были прерваны вежливым негромким стуком. В номер вошла молодая горничная в синей униформе: коротком жакете и юбке с белым вышитым передником. На пышной прическе короткая шапочка с вензелем пансионата.

Она сделала старомодный книксен и спросила:

– Вольдемар Демидович велел узнать, не желаете вы получить для работы компьютер. Вам принесут в номер.

– Скажите Вольдемару Демидовичу, что я весьма благодарен за заботу, однако предпочитаю обходиться традиционными орудиями производства – пером и чистым листом бумаги.

– Не нужно ли вам еще что-нибудь?

Я отрицательно помотал головой. Она снова присела в книксене, развернулась и направилась к выходу. В прихожей она вдруг наклонилась и что-то подняла с пола. Испуганно повернулась ко мне.

– В чем дело? – спросил я.

– Прошу вас меня извинить. Номер готовился в большой спешке и вот… Не заметили и не убрали.

В руках девушка держала полузавядший букетик мелких синих цветов – лаванды.

– Откуда здесь цветы? – Я сделал изумленное лицо.

– София Петровна держала этот букетик у себя в вазочке на туалетном столике. Умоляю вас, ничего не говорите Вольдемару Демидовичу, иначе меня накажут. Он у нас страшно не любит беспорядка.

Он может, подумал я, вспомнив случай с секретаршей.

– Я никому не скажу. Пусть это будет нашей маленькой тайной. Однако за эту услугу вы должны мне отплатить.

– Что я должна сделать? – расширенными от удивления глазами она уставилась на меня.

– Как вас зовут?

– Роза.

– Вы и в самом деле словно роза, – скаламбурил я.

Щеки девушки заалели.

– Дайте мне на память этот букетик. Я был большим почитателем таланта Софии Разумовской.

– Да, конечно, возьмите, – она с облегченным вздохом положила букетик на стол.

– Эти цветы, наверное, тоже подарок какого-нибудь ее поклонника? —спросил я.

Роза в смятении помолчала, а потом ответила:

– Извините, нам не велено говорить на эту тему. Разрешите мне уйти?

Я кивнул. В третий раз, опустившись в книксен (никогда в жизни женщина не раздавала мне столько поклонов), горничная ушла. А я стал готовиться к ужину.

Я сразу почувствовал за столом атмосферу ядовитых паров. Так бывает порой в электричке или вагоне метро в «гнилую» зиму, когда спереди, сзади и сбоку – одним словом, всюду чихают, кашляют и сморкаются. Ты находишься в окружении зараженного воздуха и почти физически ощущаешь, как болезнетворные бациллы проникают в тебя. Невозможно уклониться от них и нельзя определить, какая станет роковой и заразит тебя простудой, гриппом и прочими малоприятными вещами.

Так и сейчас. Ядовитые микробы холодности и даже неприязни витали вокруг меня. Они явно исходили от мужчины и женщины, сидевших за столом напротив. Сквозь зубы поздоровавшись, когда метрдотель подвел меня к столу, они, хотя мы были абсолютно незнакомы, сразу стали подчеркивать дистанцию, отторгать меня, словно я был для них инородным телом.

Нисколько не смущаясь данным обстоятельством, я принялся за ужин.

– Разрешите представиться, Витольский Альберт Францевич, собственной персоной. Шоумен.

Грузный мужчина средних лет с пышной шевелюрой и красным, слегка отечным лицом, шумно плюхнулся в кресло справа от меня.

– Весьма приятно. Левашов Сергей Петрович, журналист, – в тон ему отозвался я.

– На труп всегда собираются шакалы и грифы, – зло бросила женщина.

Эффектная крашеная блондинка, она часто морщила нос, словно ее мучил насморк. Лицо ее при этом сплющивалось, становилось маленьким и некрасивым.

Я размышлял, какую роль выгодно играть сейчас. Этакого плейбоя, разбитного малого, которому все сходит с рук? А, может быть, некоторой загадочной личности, с намеком на большие связи?