Переварив в себе случившееся, поняв, что теперь могу делать все что хочу, без оглядки на страх перед мужиком в подъезде… поняв, что мне не надо больше одиноко метаться в горячке по постели… и вместе с тем поняв, что я не хочу Максима… ни ДО свадьбы, ни после… я пустилась в путь познания своей сексуальности уже без каких бы то ни было страхов и нравственных запретов. С меня будто сняли пелену заколдованности. Я почувствовала себя принцессой, которая спала долгие годы и вот, наконец, проснулась. И хотела жить. Хотела хотеть. И, главное, делать то, что хочу. Хочу я, а не кто-то другой. Единственным руководством к моим действиям были мои чувства и желания.
С потерей девственности я потеряла себя. Потеряла ту, которая была зажата в кулак. Я действительно изменилась. С меня словно сорвали покров. Спустили тормоза, отпустив «ручник» и… я поехала… поехала, помчалась, набирая разгон и обороты. Я так неслась, что вскоре уже не могла остановиться. Из царевны Несмеяны я превратилась в… живую женщину с буйными желаниями. Во мне накопился заряд сексуальной энергетики, который взорвался, выпущенный как джинн из бутылки. С глаз сошел туман. Я вдруг увидела мужчин. И если еще вчера они, кроме страха, никаких эмоций не вызывали, то теперь они мне определенно нравились. Причем практически все… без исключения.
Я ехала в автобусе и жадно рассматривала парней. У блондина, сидящего на последнем сиденье, привлекли губы. Он читал какие-то конспекты, внимательно вперив взгляд в тетрадку, и шевелил губами, видимо, повторяя прочитанное. Я подумала, как, должно быть, сладко целовать его. Даже представила вкус его губ. Они были по-детски сладкими. Без запаха табака.
«Этот юнец не курит», – почему-то была уверена я. Розовые припухлые губы привлекали мое внимание, и я нагло рассматривала их, не думая больше о том, видят ли мой страстный взгляд сидящие рядом люди или нет. Я просто отключалась, наблюдая за выбранным предметом – в данном случае за губами, представляя, как трогаю их кончиками пальцев или целую. Губы существовали для меня как самостоятельный орган, такой же живой и привлекательный, как и все остальное – уши, нос, щеки… Да, нос тоже мог привлечь мое внимание. А почему нет?
«Вон, у того мужчины очень эротичный нос, – выбирала я очередную „жертву“. – Нос достаточно крупный, не картошкой, но и не горбатый, как бывает у лиц кавказской национальности». Нет, такие чрезмерно выпуклые носы не вызывали во мне эротических фантазий. Они слишком выдавались вперед и мешали бы при поцелуе. А вот средней величины нос ровных очертаний вполне мог вызвать желание… укусить его. Или я представляла, как этот самый нос трется о мою щеку. Нос обязательно должен был бы быть холодным, ведь обычно я горела, и прохладный нос мог приятно охладить.
Я интересовалась мужчинами и выискивала чуть не в каждом что-то, что могло заставить меня возбудиться. Особенно любила я наблюдать за руками, вернее за пальцами. Летом мужчины, одетые в майки с короткими рукавами, обнажали плечи, локти, запястья. В те годы не носили обтягивающие майки, да и качков, каких сейчас много среди молодежи, тогда почти не встречалось – в большинстве своем это были обычные парни, как говорится, с соседнего двора. У одних были тонкие, почти хилые ручонки, безвольными плетями висящие вдоль туловища. У других – крепкие, широкие в кости. Оказаться в таких руках было приятно. Я смотрела на них и представляла их силу… вот они прижимают меня к себе, еще сильнее, еще… у меня захватывает дух…
Но большую часть года мужчины одевались в рубашки или свитера, пиджаки или куртки, скрывающие бицепсы, даже если те имелись в наличии. Оставалось любоваться пальцами. Но и они доставляли моему воспаленному и почти все время возбужденному воображению массу приятных фантазий. Главное, чтобы пальцы были чистыми. Форма и длина практически не интересовала меня. У одного они были толстыми и короткими – я чувствовала приятную боль, представляя, как он сжимает ими мою руку повыше локтя. От такого нажима могли остаться красноватые пятна. А вот у другого… длинные и тонкие, интеллигентные пальцы пианиста. Они могли оказаться ласковыми и нежными, но могли быть и не менее сильными, чем у того, что с пальцами-коротышками. Я смотрела на красивые пальцы с ровно остриженными ногтями и чувствовала, как они едва касаются меня мягкими подушечками, и по спине – от шеи к крестцу – пробегала дрожь.
Но особенно сильно притягивала меня в мужчинах одна деталь… та, что на первый взгляд скрывалась от постороннего взгляда. И которая интриговала даже своим намеком на наличие. Вон, в конце автобуса у торцевого окна стоит парочка. Она хохочет, будто парень щекочет ее. Он что-то рассказывает ей в самое ухо. Девица извивается всем своим тонким телом, изгибаясь пополам. А длинный парень в джинсах пытается удержать, чтобы она не рухнула окончательно. Я рассмотрела лицо хохотуна, затем опустила глаза ниже и увидела, что молния на его тугих джинсах вот-вот разорвется. Брюки напряглись, и ткань грозила порваться от растущего в них существа. Видимо, уже не в силах унять возбуждение, парень потер набухший ком прямо через плотную джинсовую ткань. Мои мысли заработали в другом направлении. Я забыла о губах блондина и пальцах брюнета, которые рассматривала только что. И переключилась на восставшее естество парня в джинсах. «Ничего себе! – восхитилась я, представив размеры содержимого. – Раскрыть бы сейчас молнию, вот бы была картина», – размышляла я без всякого налета стеснения.
Читать дальше