Татьяна Росс - Больше чем секс. Картинки к Фрейду

– Да брось ты… – оборвала Ирина, – мы все тогда были такими. Не ты одна… Ты ж видишь, что писатель пишет. Может, тебя это успокоит?

– Ну, в принципе… а то я и правда сегодня стала думать, что я была такая одна. Другие с легкостью и целовались, и отдавались. Вон, Машка из параллельного… еще в школе с мужиками про члены разговоры вела. Она, наверное, не зажимала зубы, как бульдог.

– Но таких девиц было мало. Вспомни… кто есть еще на твоей памяти? – не дождавшись ответа, Ирина выдохнула: – Вот… видишь, нет больше. И я не знаю.

– А Машка, значит, нормальная?

– Да, конечно, дорогуша! Эта твоя Машка не зажимала зубы, а целовалась, когда ей того хотелось и с кем хотелось! Она делала то, что хотела она, а не то, что ей разрешали бабушки-старушки. А мы… хотели, мучились, но держали позиции, только бы… а что только бы? Только бы соседка не косилась? Ну, скажи, это нормально?

Ирина словно выдохлась и замолчала. Но почти сразу продолжила:

– Вот, слушай дальше, что пишет Ерофеев: «Затем начиналась основная борьба с раздеванием. Она затягивалась на долгие часы и, как правило, сопровождалась порчей одежды». Тоже как у тебя… колготки, небось, дорогие порвал тогда… а если бы затеялся стаскивать, до финала бы не дошел.

Ирина хихикнула. Я продолжала молчать.

– Нет, ты только послушай… дальше… «Мужчины считали свои победы, женщины промахи». Понимаешь? Мы не отдавались мужчинам на радость, а отстаивали свои тела, как партизаны Родину. А секс, даже когда мы им занимались, уже распрощавшись с целкой… разве это был секс? Тетка тогда правильно заявила на весь белый свет. Помнишь? В стране секса нет! Так и не было его. Разве это секс, если все, что отличалось от привычной позы один на другом и под одеялом, желательно при выключенном свете, считалось извращением. А ты говоришь… – печально закончила Ирина.

– Значит… все так и было, как я написала? И это не про меня? А про всех?

– Конечно! – сказала Ирина. – Ну не все так… у каждой была своя бабушка, свой Максим и свои бои за первый поцелуй. Но в общем и целом… с некоторыми вариациями все так и было. Ведь от перестановки слагаемых, как известно, смысл не меняется. Ну были такие, которым не попался парень без лица… они выскочили замуж за своих максимов, едва стукнуло восемнадцать. И что? Были ли они счастливы в своих браках? У тебя же и это описано… – Ирина вздохнула и задумалась о чем-то своем.

– Ты тут? – осторожно спросила я.

– Тут, где ж еще… вспомнила кое-что. Ладно, уже поздно. Мне с утра работать. Это ты у нас вольный казак. Садись и пиши дальше. До конца еще далеко. Прошлую ночь ты зря времени не теряла. Хвалю!

Я попрощалась и хотела было отключить трубку, как Ирина произнесла:

– Да, слушай… ты, наверное, опять до утра будешь… так не забудь, скинь продолжение. А то ты пока завтра отсыпаться будешь, я изойду от любопытства. Небось, дальше будет еще интереснее. А?

– Не знаю… кому как. Посмотрим… – сказала я, уже погружаясь в свои мысли о будущем.

7.

Сорванная с тормозов

Разрыв с Максимом произошел как-то обыденно. Не он бросил меня, узнав, что произошло на вечеринке. Максима бросила я сама. Красивый, в общем-то, парень, сильный и спортивный, вдруг показался мне каким-то слабаком, вялым и бестолковым. Когда в первый раз после того случая в школе мы встретились с Максимом у него дома, он опять накинулся целовать меня, дрожа всем телом, но мне почему-то стало неприятно. Казалось бы, все позади, девственности, за которую шла борьба столько лет, нет, и можно спокойно отдаться любимому… Но мне стали безразличны – и сам Максим, и его поцелуи. Первый раз за все время я не сопротивлялась. Я спокойно лежала, безучастная ко всему.

– Что с тобой? – испугался Максим, никогда до сих пор не видевший меня такой.

Я молча села на диван, застегнула уже приоткрытую блузку, опустила юбочку, прикрыв коленки… и посмотрела Максиму в глаза.

– Давай я провожу тебя домой, – сказал Максим, поняв своим почти детским сознанием, что я больше не люблю его. Не люблю до такой степени, что даже не хочу сопротивляться его натиску. Он понял, что сейчас может раздеть меня, сделать наконец со мной то, о чем страстно мечтал несколько лет… но делать это больше не было смысла. Я безразлична, а значит, все пусто и глупо. И никому не нужно…

С Максимом мы встречались еще несколько раз в компаниях, он, не прилагая особенных усилий, безнадежно пытался реанимировать мои чувства. Сидя рядом со мной, обнимал за плечи и тянулся губами. Но я как будто умерла и ничего с собой поделать не могла. Я смотрела на Максима с жалостью, которая ему была противна. Он перестал звонить, и мы потеряли друг друга из вида.