Иса Капаев - Ногайские предания и легенды

– Джелалдин! – трепетно повторила она его имя и, протянув руки, коснулась его щеки. Юноша обнял её.

– Ах, Мейлек-хан, как безумно я люблю тебя…

В комнате было уже почти светло, когда, догорев до конца, свеча потухла. В углу, всё в той же позе, сидел безобразный горбун.

Перед рассветом та же арба, запряжённая единственной лошадью, выехала из ворот княжеского дома. В арбе сидел горбатый лекарь…

Когда арба отъехала далеко от аула, аробщик затянул молодецкую песню.

Вдали блестела серебристая цепь Кавказских гор. Над Пятигорьем поднималось солнце. Буйная зелень была так же молода, как аробщик, а шелковистая трава стелилась по земле так же, как и его песня.

* * *

Одиноко стояла сакля над высоким обрывом реки. Небольшая дверь, ведущая внутрь жалкого жилища, была загорожена аробным колесом: время от времени между его длинными спицами показывалась кудрявая голова девочки, смотрящей вдаль…

– Нет, акай, не видать никого, – проговорила она, войдя в. землянку.

Дуйсемби, услышав эти слова, не обратил на них никакого внимания и спокойно продолжал чинить изношенный чарык, обшитый полинявшим галуном.

– Акай, – произнесла девочка вполголоса, – я испекла чурек и приготовила чай, поешь, а я ещё посплю…

Старик, углубившись в свою работу, промолчал и на этот раз. Он устал, и ничто, казалось, не могло вывести его из равновесия. Но вот светильник от неосторожного движения девочки покачнулся, и старик тяжело вздохнул; быстро наклонившись, он схватил ещё не потухший светильник и подул на него. Но дневной свет не проникал в их маленькое окно, и в комнате стало совсем темно.

– Недаром, видно, ты носишь такое имя – Ботай, – сердито сказал старик, – неуклюжа, как настоящий верблюжонок.

Бойкая девочка пристально взглянула на деда и ответила:

– Ботай – только имя, а я совсем не верблюжонок.

Старик сокрушённо покачал головой.

– Посмотри-ка ещё раз, Ботай, – произнёс он. Но девочка не отозвалась на слова деда – она заснула. Старику ничего не оставалось, как выйти во двор самому, но в этот момент в дверях кто-то появился.

Кто это был? Ещё один горбатый старик.

Двойники были так похожи, что, посмотрев друг на друга, не смогли удержаться от смеха. Вошедший сбросил с себя куржуны, перекинутые через плечо, проворно снял ветхое одеяние и отцепил седую бороду.

– Салам алейкум!

– Долго же ты гостил, – сказал Дуйсемби, – посмотри, ведь уже утро… Сопутствовала ли тебе удача, молодой проказник?

Юноша, услышав эти слова, бросился в объятия доброго старика и нежно коснулся лбом его плеча.

– Я знаю, акай, сколько беспокойства тебе доставил. Прости меня! Я не мог не пойти на эту хитрость!

– Джелалдин, мальчик мой, твоя сестра спозаранок приготовила тебе еду, но так и не дождалась тебя – уснула. – Старик заботливо укрыл спящую девочку. – А вчера мы так волновались за тебя, что она не прилегла до самого рассвета.

Джелалдин подошёл к Ботай и, поцеловав её, проговорил:

– Бедная сиротка, и тебе я не дал покоя.

– Главное, что ты уже дома, – сказал старик.

– Не стою я таких беспокойств, акай, и я буду огорчён, если вы всегда будете волноваться за меня. – И он сел за стол, накрытый для него заботливой Ботай.

– Ты с каждым днём всё больше становишься похож на своего отца – Железную Руку.

– Расскажи про него ещё что-нибудь, акай! – попросил Джелалдин.

– Что же рассказывать? Никого не слушался, твой отец. Упрямый был, дерзкий. Смирись он со своим положением – жил бы преспокойно где-нибудь в глуши. Но нет, он вздумал состязаться со знатью, честь свою защищать… И ты, Джелалдин, плохое дело затеял. Я ведь знаю, куда тебя носит по ночам – о состязаниях на свадьбе Исхака все говорят… А с богатыми шутки плохи – Аман-Гирей никому не простит такого позора.

– О чём это ты, акай? – Джелалдин попытался уйти от этого разговора.

– Нет-нет, Джелалдин, не надо меня обманывать! Я хочу сказать, что мы бедные люди. А ты и подавно будешь ненавистен знати, ведь о твоём отце ещё не забыли…

– Но что же тебя беспокоит, акай? – Джелалдин сделал вид, что не понимает деда.

– А то, что твоя сестра рассказала, какая беда постигла Аман-Гирея и какому лекарю он обязан теперь исцелением дочери. В ум не возьму, как ты посмел обмануть князя? Ведь если узнают об этом – не сносить тебе головы.

– Я только разыграл своих друзей! – Джелалдин притворно вздохнул, но, не снеся собственной лжи, рассмеялся.

* * *

Мутные воды Кумы шумно хлестали о глинистые берега, пытаясь вырваться на волю. Густой туман окутал валуны, тучи спускались всё ниже, хлёсткий ветер набрасывался на сырую тьму – но сумрак всё сгущался.