Иса Капаев - Ногайские предания и легенды

Судья посоветовался с почётными гостями, и все пришли к согласию, что приз победителю вручит молодая княжна. Узнав об этом решении, девушки во главе с Мейлек-хан направились к пологу. Все они были нарядны, а одежда Мейлек-хан; богато и щедро изукрашенная, просто пламенела на солнце – и её красное бархатное платье с золотыми застёжками и золотым поясом, и синяя шапочка, и платок, прикрывающий половину лица… На вытянутых руках княжна несла белую черкеску с белым башлыком.

Когда девушки приблизились к пологу, судья подтолкнул Джелалдина.

– Иди же, возьми подарок.

Джелалдин подошел к Мейлек-хан, и все увидели, какими нежными взглядами они обменялись: дерзость победителя была удивительна, ну да победителей не судят, а вот горячий взгляд молодой княжны смутил и молодых, и старых – люди словно забыли о том, зачем они здесь собрались. Пауза длилась так долго, что султан Аман-Гирей даже посинел от напряжения, и глаза его готовы были выкатиться из орбит.

В толпе послышался ропот. А когда молодая княжна протянула победителю приз – черкеску и башлык – стоящие рядом услышали: :

– Самому лучшему джигиту – от девушек аула!

Произносить какие-то слова девушке по обычаю не полагалось, а уж выражать свою нежность к человеку простого звания и подавно. Но князь Аман-Гирей разгадал смысл сказанного, ведь он был предупреждён женой, да и сам, измученный дурными предчувствиями, ждал самого худшего. И вот это худшее явилось…

Но князь сказал себе, что это всего лишь блажь его дочери, и, порядком смущённый, утешился тем, что всё ещё можно поправить. Ну, а суд голытьбы, присутствовавшей при его позоре, для него ничего не значил… Знатные люди ничего не узнают, и это главное.

Аульчане подивились поведению княжны, но каждый истолковал его по-своему: одни решили, что княжна недостаточно умело выразила своё восхищение, другие, как и Аман-Гирей, увидели в этом девичий каприз. Однако молодые люди – и среди них Исхак – усмотрели в этой истории любовный запев и гадали о том, какая сложится песня, если княжна действительно влюблена в Джелалдина.

Все, кто был на состязаниях, а это почти весь аул, возвратились на княжеский двор. Здесь их ожидало обильное угощение: варёная баранина, мед и буза, различные фрукты, сёк 13 13 Сёк – национальное блюдо из жареного проса в сметане (ногайск.). , баурсаки 14 14 Баурсаки – жаренные в масле лепёшки. украшали стол. Люди усаживались и начинали пировать. Молодёжь разносила еду, а заодно угощалась чем придётся. Напившись мёду и бузы, беспутные гуляки ходили толпой от стола к столу, горланили песни и снова выпивали.

Все женщины разбрелись по комнатам, где их угощали чаем и сладостями, молодые девушки вместе с енге 15 15 Енге – жена старшего брата, по обычаю ухаживающая за невестой. сидели в комнате невесты.

Султан Аман-Гирей, вернувшись с состязаний, оставил дядю Кумис за старшего и удалился в дом. Тотчас же карагул 16 16 Карагул – букв. «чёрный раб» (ногайск.), слуга по дому. был послан за его женой.

Возвратившись, карагул встал подле левой руки князя, а за ним следом вошла Айша: на её каменном лице ничего нельзя было прочесть.

– Ты видела? – с гневом спросил князь.

– Да, – кивнула женщина.

– Надо позаботиться о том, чтобы наша дочь оставила свои детские капризы – пора бы уж ей всерьёз подумать о жизни. Так опозорить нас перед голытьбой! Так унизить себя! Хорошо ещё, что парень нездешний. А то бы ещё долго чесали языки наши пустомели!

– Здешний он или нет, не знаю. Но вот уже год, как он приходит в наш дом с женихом Кумис.

– Как же так! – поразился Аман-Гирей. – Уже год – и ты ничего не говоришь об этом? Куда же ты смотрела.? – гневно вскрикнул князь. Благородная Айша потупилась, и Аман-Гирей поубавил свой гнев.

– Клянусь, что ни один оборванец не взглянет отныне на мою дочь! Мейлек-хан больше и шага не сделает из дома…

* * *

Наступила осень. Тучи всё чаще заволакивали небо. Ветер гнул полуобнажённые деревья. Дожди хлестали в земляные крыши и окна ногайских жилищ.

В каких-то саклях мерцал огонёк. Лаяли собаки, ревел скот, слышались крики детей. Но все эти звуки заглушал прерывистый ветер и барабанящий по ветхим крышам дождь. Кто-то из взрослых выходил иногда на улицу, но быстро возвращался обратно. Дым из очажных труб сразу же рассеивался над крышей, запах сырой гари кружил среди беспорядочно раскинутых домов. Людские голоса чаще слышались во дворе князя, где никак не могла угомониться прислуга, да и собаки лаяли здесь громче, чем в других местах. Из дома князя то и дело высовывалась голова распорядителя: он вглядывался в сторону дороги.