Надежда Коваль: Сон и наваждение

Вот и твое безразличие ко мне я принимаю с тем же молчаливым спокойствием и светлой радостью. Я просто счастлива от того, что ты есть на белом свете.

1.

– Когда я вырасту, хочу, чтобы у меня родилась девочка, – мечтательно говорит Гуля, прижимая к груди старенькую куклу в выцветшем платьице.

На улице разгар лета. Соседские ребятишки гоняют по двору на велосипедах, а мы сидим на мягкой зеленой лужайке и играем в дочки-матери.

– Я буду заплетать ей яркие бантики в косички и шить красивую одежду, – продолжает подружка и ласково гладит синтетические волосы куклы.

– И я дочку хочу, – с волнением вступает в разговор большеглазая Роза, – с мальчишками всегда одни проблемы, они только баловаться умеют!

А я молчу и скучно вожу пальцем по голой коленке. Я не знаю, кого мне хочется. Вернее, мне никого не хочется. Мне и так хорошо живется – с мамой и папой.

Прошло несколько лет. Теперь я хожу беременная по длинному коридору родильного дома. Мне двадцать шесть лет. Смотрю сверху на свой огромный живот и мечтаю поскорее вернуться к нормальному виду. Уже вечер, за окнами темно и тихо. Под развесистыми ясенями не осталось ни одного из счастливых родственников, которые целыми днями кричат новоиспеченным мамашам: «Тань, Оль, Кать, Свет! Ну, как ты? Ешь хорошо! Сцеживай молоко! Береги грудь! Больше спи!»

Ко мне сегодня тоже приходили. Правда, не родственники, а коллеги по работе – две Ирины. Похоже, что им стало меня немного жалко, когда я появилась перед ними в казенной больничной одежде – полинявшей нижней рубахе, байковом халате и черных кожаных шлепанцах. Кроме того, они бы точно умерли со смеху, если бы узнали удивительную тайну пациенток роддома: мы все ходили без нижнего белья! Медики считали, что носить его негигиенично, и выдавали нам сложенные в несколько раз пеленки. Мы зажимали их между ног и семенили, словно японки, в туалет, столовую и процедурную, боясь ненароком потерять по дороге.

– Коваль, – слышу свою фамилию и отвлекаюсь от дум, – собирайся на вечерний осмотр!

Иду к дежурному врачу и усаживаюсь в гинекологическое кресло. Молодая казашка медленно надевает медицинские перчатки у столика с инструментами. «Только бы тебе не попался неопытный врач!» – вспоминаю я слова мамы, сказанные в приемной. Врач Альфия оказалась не только неопытной, но еще и недоброжелательной. В ее взгляде сквозят холодность и нескрываемая неприязнь. После смазывания йодом, она с таким ожесточением запускает свою пятерню между моих ног, что я даже вскрикиваю от боли.

– Ага! С мужем, значит, не больно было, а здесь неженкой прикидываешься! – ехидно говорит она, а я в растерянности не нахожу что ответить на грубость.

Утро начинается со стимулирующих уколов и последующих схваток с громкими причитаниями и проклятиями в адрес всего и вся. В родильное отделение меня доставляют совсем без сил, и я едва могу реагировать на комментарий анестезиолога:

– Поздновато, милочка, рожать собралась – в двадцать семь-то лет!

Пока в моей несчастной голове готовится ответ: «А вам какое до всего этого дело?», в отделение входят врач с акушеркой. Видя, что я не в состоянии тужиться, они берутся за два конца скрученной в жгут простыни и со всей силы давят мне на живот. В этот самый момент из моей утробы с глухим звуком «блюм!» вываливается маленькое тельце.

Зашивать многочисленные внутренние и внешние разрывы прибегает Петр Иванович – главный врач роддома. Он накладывает швы и материт подчиненных на чем свет стоит:

– Да вы что, мать вашу, наделали?! Она же у вас умереть могла от потери крови!

После этих слов теряю сознание. А когда прихожу в себя, вижу у кровати акушерку с тугим свертком в руках:

– Ну, что? Очухалась? На, смотри, – девочка у тебя!

Так на свет появилась моя дочка Машенька.

2.

– Скоро у нас опять будет прибавление? – спрашивает отец как бы между прочим. О том, что я беременна, ему, наверняка, сказала мама. Больше я ни с кем об этом еще не разговаривала. Не важно – пусть знает, ведь он один из самых близких мне людей.

– Если будет мальчик, давай назовем его Димой, Дмитрием в честь моего отца.

Я соглашаюсь назвать сына Димой. Но у меня снова родится дочка. Мне должны были делать кесарево сечение. Из-за тяжелых предыдущих родов естественным путем родить не получалось – прошло всего полтора года, и швы еще недостаточно зажили.

Январь выдался морозным, поэтому в операционной я никак не могла унять дрожь. Зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от страха. Ввели снотворное, и я исчезла из этого мира. А когда разбудили, я никак не могла понять, где нахожусь и что со мной происходит. Постепенно пришла в себя. Увидела склоненные надо мной белые колпаки врачей и услышала: «Девочка у тебя!» Но почему они обманывают? Ведь должен был родиться мальчик!