Drosera - Наваждение

Он проснулся в слезах. Ему снова приснился тот, кто оставил шрамы на сердце. Тот, кто был мёртв уже несколько месяцев.

Он встал и пошёл на кухню, механически готовя завтрак, бездумно заваривая крепкий кофе, ничего не замечая вокруг. Он смотрел вглубь себя и отчётливо понимал, что сейчас бы его не остановило общественное неприятие его отношений с парнем. Сейчас бы он смог справиться с собственным страхом и ни за что не отказался бы от своих чувств, но это уже не имело никакого значения. Тот человек ушёл навсегда, а боль сожалений будет преследовать его до конца жизни…

В кухню зашла сестра.

– Что-то случилось? Ты чего такой грустный?

– Всё хорошо…

Она вздохнула.

– Брат… Не держи это в себе. Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю и помогу чем смогу. Ты можешь рассказать мне всё. Что случилось?

Он посмотрел на свою сестру – внимательную, заботливую. Единственную, кто никогда не осуждал его отношений, кто всегда был рядом и разделял его чувства. Она радовалась вместе с ним, когда у него появился парень, и вместе с ним умирала от горя на похоронах. Сестра – не тот человек, от которого нужно скрывать свою боль.

– Он приснился мне. Снова…

Чашка выскользнула из рук сестры и брызнула осколками. Несколько мгновений она стояла, не шевелясь, а потом, будто очнувшись, стала сметать их в кучу.

– Ты не порезалась? – испуганно спросил он. – Давай, я налью тебе чай.

– Не порезалась. Всё хорошо. Да, пожалуйста.

Когда чай был налит, а завтрак разложен по тарелкам, сестра сказала:

– Ты, вроде бы, что-то хотел рассказать мне…

– Это… мой сон. Он снова приснился мне. Стоял и улыбался. Смотрел своими ласковыми карими глазами. А потом развернулся и стал уходить. Я окликал его, но он не оборачивался. Пытался догнать, но ноги не слушались. Он ушёл… а я остался.

–И он… ничего не говорил тебе? Не просил?

– Нет. А что? Это имеет какое-то значение.

– Ну… Иногда ушедшие высказывают какую-то просьбу или пожелание. Говорят, если выполнить эту просьбу, то душа ушедшего успокаивается на том свете.

– А… Я что-то такое слышал, но не задумывался всерьёз. Да и не уверен я в том, что он стал бы просить у меня о чём-то. Скорее, это я бы попросил… прощения. За то, что оказался таким трусом и не смог принять наши чувства. Он ведь был такой… думающий, чувствительный… А я просто взял и оборвал с ним все связи. Ничтожество.

– Я не думаю, что тебе следует винить себя, – глухо сказала сестра. – Он умер не сразу после вашего разрыва. Прошло пару месяцев.

– Я знаю. Но от этого не легче…

Несколько минут прошло в молчании, а потом сестра сказала:

– Мне очень жаль.

Она всегда была скромной и робкой. Очень скромной и очень робкой. Она могла общаться с теми, кого хорошо знала – со своей семьёй, с единственной подругой, со священником – но не смела поднять глаз на других людей, а уж о разговоре и речи не могло быть. Она была такой тихой и безответной, что даже школьные задиры обходили её стороной, не видя никакого интереса в преследовании амёбы. После окончания школы она всерьёз думала уйти в монастырь, потому что не понимала, чем могла бы заниматься в суматошном мире, где всё время нужно с кем-то контактировать. От этого её отговорила подруга, посоветовав вместо этого получить филологическое образование и идти работать в библиотеку. Она подумала и решила, что в этом есть смысл: можно попробовать, а если не получится, то монастырь никуда не денется.

Учёба в вузе вначале испугала её: нужно было ехать в переполненном транспорте на другой конец города, потом отсиживать несколько пар с незнакомыми шумными людьми, а иногда – о ужас – ещё и отвечать на семинарских занятиях. Но постепенно она привыкла: оказалось, что если выйти пораньше, то в транспорте достаточно свободно, сокурсникам её странности были безразличны, а преподаватели, отмечая стопроцентную посещаемость и прекрасные письменные работы прилежной студентки, просто махнули рукой на её неспособность к устным ответам. В таком режиме прошло пять лет.

Её трудоустройство в библиотеку также взяла на себя подруга, уверившая директора, что данный сотрудник абсолютно неконфликтен, всегда готов трудиться и не сбежит туда, где зарплата больше. Директор поверил и не прогадал: она старательно и самозабвенно трудилась в архиве, приведя его в идеальный порядок, и никогда не выражала недовольства, когда менее совестливые работники делегировали ей свои обязанности по каталогизации новых поступлений. В какой-то степени, её можно было назвать счастливой: тишина библиотечных стен и отсутствие прямого контакта с посетителями библиотеки сделали её менее тревожной, а возможность читать самые разнообразные книги расширили горизонты познания и заставили задуматься о будущем.