Мэгги Ри - Три страха & три прощения Снэйкуса Кларден

– Данила Александрович он, вот оно что… – поднял глаза с телефона на Римму Карл, а та широко раскрыла красные от слез глаза.

– Серьезно?

– Вы его все это время звали Данечкой, вашего мега-психолога? И вы считаете, что это нормально? – Снэйкус кашлянул в сторону от полного шока.

– Он представился нам как Даня. По-моему, чудесное имя. Человек тоже хороший, ты сам увидишь, – Муля подобралась к отцу, чтобы его обнять, но тот с подозрением на нее взглянул, немного шарахаясь в сторону:

– Меня это все напрягает. Не вздумайте меня в это втягивать, ясно?!

– Ну мы же не просим вас присоединяться к нашему «коллоквиуму», этот человек приходит к нам с Риммой. Увы, вам придется потерпеть Данечку в стенах своего дома, – с издевкой ухмыльнулся Карл, после чего побыстрее смылся куда-то в комнату, оставив отца наедине с дочерью. Снэйкус с беспокойством посмотрел той в глаза, затем на бутылку, лежащую на полу.

– Папуль, пойми, сейчас для меня это все очень важно. Я буду искать в себе силы, чтобы все изменить, – тихим голосом сказала Римма, после чего удалилась вслед за мужем, чтобы подготовить соседнюю комнату для разговора с психологом. Снэйкус остался сидеть на кухне, не понимая, чего больше хочет: удалиться в свою комнату и лечь поспать еще на недельку или сбежать из дома как в пубертате. Тогда он взял в руки бутылку, подбросил ее в руке и улыбнулся сам себе, направившись в комнату. Внутри себя он принял решение, смеясь под нос, что лично для него виски стало недолгой, но очень качественной психотерапией с возможностью уйти в астрал и познать дзен.

Снэйкус проснулся от того, что в горле совсем пересохло. Голова словно крепкими стежками была пришита к подушке, глаза слипались. Язык напоминал наждачную бумагу. За окном погода опять не играла красками: над домом кружили темные тучи, шел мелкий снег. Мужчина сел в кровати, слегка пошатываясь из стороны в сторону. Его внимание привлекла коварная бутылка, которая прежде была доверху наполнена виски, благодаря которой он теперь чувствовал себя ничтожеством. Впрочем, дело было даже не в бутылке, это было обычное его состояние.

Пытаясь встать на ноги, Снэйкус чуть не навернулся, но вовремя схватился за стол. Под ногами немного плыл пол. Глаза все еще не до конца открылись. У мужчины было такое ощущение, будто это тело вовсе ему не принадлежит. Его, прежде молодого невинного парнишку, заперли в это ужасное каменное стариковское тело, связав руки и заклеив рот, чтобы только истинная сущность не вышла наружу. Она порывалась выйти, и даже этот импульсивный поступок с выпивкой был тому примером, но все было неудачно.

В конце концов у него получилось встать на ноги, сделать первые шаги, подобно младенцу. Ноги были, к слову, такие же ватные, как у того, кто никогда не ходил. Снай подумал о том, что сейчас не отказался бы от воды, как младенец не отказался бы от грудного молока. Язык был настолько сухой, что к горлу уже подступала тошнота.

Открыв дверь, он постарался на цыпочках пробраться на кухню, чтобы никого не потревожить, но у него это плохо получилось – пол предательски скрипнул. Тогда мужчина подумал: «Я что, с ума сошел? Это моя квартира. Мне должно быть плевать на то, кто вообще в соседней комнате. Если захочу, я могу хоть в трусах ворваться к ним в комнату, хоть без трусов…». Последнее его даже немного рассмешило, но он не подал виду. Лишь аккуратно, вдоль стеночки, как это наверняка делали первые прямоходящие его предки homo erectus, напоминающие нынешних обезьян.

Собственная квартира оказалась для Снэйкуса полосой препятствия. В состоянии похмелья он с трудом добрался до кухни, несмотря на боль в спине, и залпом выпил весь кувшин воды, остывший с тех пор, как туда слили воду из чайника. Снай думал, что после воды ему станет легче, но не стало ничуть. Тошнота только стала сильнее. Тот испугался, что сейчас его вырвет прямо при детях и поплелся к туалету, после чего замер над унитазом и подумал: «Нашел чего стесняться. Сами виноваты, что приперлись. Может, после этого они даже перестали бы приходить? А если вырвет, то можно заставить зятька убирать за мной… Лечь где-нибудь и притвориться, что не могу вставать после выпивки. Хотя вставать и правда сложно. Ничего, переживем.»

Разогнув спину, которая безумно начала болеть именно сейчас, Снэйкус матюгнулся под нос и вернулся обратно на кухню, будто другого пути и не было. Сел за стол, слегка царапая прожженную сигаретами скатерть, и потянулся за очередной сигареткой. Стоило ему зажечь одну, к горлу мгновенно подкатила рвота, и ему пришлось срочно тушить ее, а затем ковылять до унитаза и принять прежнее положение.