Артур Алексанян - Ребёнок и ветры Армении

И все же в тот вечер мне хотелось побыть немного провокатором, поэтому я завел разговор о том, какой выбор мы совершаем в жизни. Я заявил, что не выбирал христианского Бога, и это тут же повлекло за собой ссору. Посол в ярости бросил мне, что христианство прочно вплетено в историю армянского народа и по-другому просто быть не может. В конце концов мы все легли спать, и я долго еще мучился от бессонницы в ожидании следующего дня. Размышляя о том, что со мной будет, когда я попаду в Армению, я все-таки смог погрузиться в сон.

На подъезде к аэропорту я впервые в жизни увидел самолет компании Armenian Airlines. Увидев эту надпись, расчувствовался. Вспомнил, как когда я был маленьким, в Гренобле иногда устраивали показы армянских фильмов советского периода – конца 40-х – начала 50-х годов. И при виде, казалось бы, простых коров на экране кто-то в зале громким голосом уточнял, что это были армянские коровы, а кто-то вдруг начинал плакать.

Примерно то же самое я почувствовал в тот момент в аэропорту. Что-то, что затронуло во мне очень глубокие струны. За свою жизнь я видел немало самолетов и путешествовал немало раз, но армянский самолет – это было для меня что-то совершенно иное.

Мы сели в самолет, вокруг меня были одни армяне – кто-то из них, из диаспоры, летел навестить родину, кто-то, наоборот, возвращался туда из путешествия. Это был самолет Туполева. Пока мы летели, посол представлял мне по фамилии и имени некоторых сидящих рядом пассажиров – «вот это епископ, это министр» и так далее.

Я был так взволнован, что в какой-то момент решил уточнить у посла, точно ли мы долетим до Еревана. На что он ответил, что поскольку пилоты армяне, в том, что мы долетим, никаких сомнений быть не может. Я уважительно промолчал в ответ на эту реплику. Иногда бывает так, что после приземления, пассажиры принимаются хлопать в ладоши, словно благодаря командира судна за полет. В этом самолете пассажиры хлопали и во время взлета тоже.

Во время полета все закурили сигареты и сигары. Епископ закурил толстую сигару и вскоре почувствовался ее аромат, а воздух заполонили белые струйки дыма. Спустя некоторое время после взлета командир судна объявил об изменениях в маршруте. Вместо того, чтобы лететь прямиком в Ереван, мы должны были остановиться в Салониках – чтобы забрать оттуда две армянские семьи.

Я задумался о том, сколько человечности было в этом решении. Когда мы прибыли в Салоники, власти аэропорта выделили нам место где-то в отдалении, как будто мы были заражены чумой. Солнце светило очень ярко, мы просидели в самолете больше часа в страшной духоте, пока наконец не прибыли две армянские семьи. И хотя было уже поздно и мы совершенно выбились из расписания, я ничуть не волновался. Со мной был посол.

Гуляя по улицам Еревана, столицы Армении, я не раз задавался вопросом о том, откуда во мне это чувство привязанности к здешним местам и людям. Ведь я никогда по-настоящему не знал их историю. И все же я чувствовал себя так, как будто постепенно узнаю что-то, что знал и до этого, и отсюда у меня появлялось чувство невероятного спокойствия.

Как будто я бродил по темной комнате, и вдруг передо мной начинали появляться яркие картинки. Я смотрел на армянских женщин так, словно все они были моими сестрами. Каждый раз, когда я обращался к кому-то, в моем голосе отчетливо слышались нотки бесконечного уважения.

В Ереване огромное количество маленьких фонтанчиков, и люди постоянно толпятся вокруг них, чтобы утолить жажду. Сначала дети, потом взрослые: в этом мистическом ритуале вода словно играла роль небесного дара, а все дары, как известно, следует принимать с большой благодарностью, что и делали все эти люди. Посол объяснил мне, что многие фонтаны были установлены на деньги богатых армян. Поэтому они так отличались внешне – каждый отражал в том числе и социальный статус дарителя.

Я путешествовал один, и поэтому мне не нужно было ни с кем согласовывать то, что я хотел сделать или увидеть. Мои внутренние переживания свободно путешествовали по всему телу, без всякой необходимости быть выраженными кому-то вовне в виде слов. Тем более, нет таких символов и языка, благодаря которым можно было бы объяснить другому свои эмоции. Язык един, и поэтому перевести свои эмоции довольно сложно.

Сколько недопониманий родилось из волновавшего меня вопроса моей принадлежности к армянскому народу. Недопониманий между мной и теми, с кем мне хотелось поделиться этим своим аспектом жизни. Возможно, это правда, что страдания каждого из партнеров, состоящих в близких отношениях, могут спровоцировать конфликт просто потому, что у пары нет общего языка, чтобы эти страдания выразить и разделить. Это парадокс, ведь в отношениях социальных все происходит совершенно по-другому.