Гаджимурад Гасанов: Млечный путь Зайнаб. Зарра. Том 1

Жена вспомнила, в последнее время нередко замечала, как он подолгу смотрит в зеркало, на щеках пинцетом выдергивает беспокоящие его волосинки, ножницами подправляет усы, чистит и полирует ногти. К тому же он стал употреблять дезодоранты, после чистки зубов, полоскал рот ароматическим бальзамом, даже брови поправлял косметическими ножницами. Ей казалось, она его сейчас видит так, словно стенка, разделявшая их, стала прозрачной. Он шагает по кабинету кареглазый, широкоплечий, с овальным матовым, как молоко, лицом, обрамленным серебристой коротко подстриженной бородой и такими же волосами на голове. Вот он остановился перед зеркалом, и все его лицо засияло, на нее испытующе глядели лучистые карие глаза, он вдруг улыбнулся, показывая ровные ряды жемчужных зубов. Сердце жены вдруг засияло, наполненное его душевной и телесной красотой. С некоторых пор его трудно было узнавать. Дело не в том, что он помолодел, похорошел, что в его карих глазах заиграли блудливые огни, а в сердце вселился бес! Ее смущала его необычная возбужденность. Да и крадущиеся ночью по дому его шаги вновь и вновь бередили ее душу. Он и сегодня собирался уходить к ней, у нее не было сомнения, что он уйдет.

Хасан без скрипа приоткрыл дверь своей комнаты. Остановился, прислушался. За дверью комнаты жены, вроде бы, было мирно, тихо. Жена в это время себя успокаивала тем, что он на минутку выйдет на улицу, как любит, без головного убора пройдется под дождем и вернется обратно. В то же время ей очень хотелось встать с постели, остановить, затормошить мужа и крикнуть ему в лицо: «Муж мой, что ты себе позволяешь?! Остепенись!» Но какая-то неловкость в душе сдерживала ее от такого шага. Ноги дрожали от напряжения, а ступни не повиновались ей. Муж спустился по лестнице, открыл наружную дверь и ушел в грохочущую, истязающую ливнем темноту. Ливень, казалось, как черный коршун напал на него, тут же подхватил в смертоносные когти и унес в свою темную непокорность.

Только когда муж закрыл за собой наружную дверь, она осмелилась подняться, зажечь настольную лампу. Настольная лампа тускло освещала небогато обставленную комнату. Айханум истерично закричала, сгорбившись, с трудом передвигая больные ноги, открыла дверь, бросила немигающий взгляд в полумрак коридора, прислушалась. Она вся дрожала. И все же она решила догнать Хасана, остановить и вернуть его домой. Выходная дверь внизу, напротив лестницы, скрипела и скрежетала, казалось, вот-вот бушующий ураган сорвет ее с петель. Она увидела снятую мужем и приставленную к стене перекладину, запирающую выходные двери изнутри, и гнев охватил ее. Нет, она должна приостановить и его, и эту искусительницу. Она в прихожей оставила свет включенным, превозмогая боль в суставах, спустилась с лестницы на первый этаж и погрузилась в темноту заливающейся дождем ночи. Она двигалась, сгорбленная, упрямая, решительная, в черном длинном выцветшем платье, которое путалось между ее ног.

Ливень черным коршуном набросился на нее, отбивая дыхание. Потоки воды заливали глаза, рот, ноздри, ручейками затекали за пазуху, за спину, вызывая в теле дрожь и отвращение к себе. Ветер кидал ее из стороны в сторону, она падала, вставала и еще раз падала, вставала… Она, рыдая, каталась в грязных лужах, скребла грязь когтями, обмазывала ею лицо, заглатывала ее вместе с горькими слезами. Вновь вставала, сгибаясь под порывами дождя, секущими лицо, прикладывая огромные физические усилия, с нарастающей болью в душе тупо следовала за мужем, ускользающим от нее в ночной глуши. Холодный ветер мял, трепал ее платок, подол платья. Казалось, грохочущий гром, ливень были на стороне ее соперницы, они прикладывали все усилия, чтобы скрыть от нее заблудившегося в жизни мужа, сломить ее волю, повалить на землю, затоптать в грязь.

Но она на затылке узлом все туже завязала концы платка и двигалась, наклонившись вперед, словно своей головой задумала пробить свинцовую стену дождя, черную небесную твердь. Так она прошлась по скользким проселочным переулочкам, мимо мечети, каменной ограды соседских дворов. Дойдя до угла ограды огорода Гаджимагомеда, она остановилась. Горб, громоздившийся на спине, давящий ее, узловатые ноги страшно болели, поясница ныла, она стала несгибаемой. Она не удержалась на ногах, со стоном грудью упала на каменную ограду. Хасан свернул за двор Гаджимагомеда и, словно большая черная птица, едва ли не на крыльях, с развевающимися полами брезентовой накидки, пересек лужайку перед старинным домом.