Гаджимурад Гасанов - Млечный путь Зайнаб. Зарра. Том 1

Он шел по кривой улочке поселения. Два ряда домиков, стоящих вдоль извилистой дороги, небольшая лужайка освещались желтыми, зелено-голубоватыми сполохами молний. За окнами домов сельчан не было видно ни одного огонька. Все спали. Плодовые деревья, выстроившиеся в один ряд возле ограды в огороде Гаджи-магомеда, черные и мечущиеся, нетерпеливо стонали, пригибаясь под тяжестью дождя, боролись с напористыми потоками ливня и ветра. К шумам в огороде Гаджимагомеда присоединялись шорохи, треск ломающихся сухих сучьев высоких ореховых деревьев на кладбище за селом. Ко всему этому ночному буйству, со шквальным ветром, ливнем, грохотами грома, сполохами молний, мечущимися из гущи туч, прибавлялись мучительные стоны, проклятия страждущей жены, преследующей неверного мужа.

Муж остановился, огляделся, и тут вместо того, чтобы направиться к парадной двери дома своего друга Гаджимагомеда, как черная тень прокрался к маленькой калитке в сад. В ее проеме на мгновение промелькнула черная фигура женщины – она пропускала Хасана вперед. Он, съежившись, словно чувствуя присутствие посторонних глаз, сверлящих его со спины, оглянулся назад и юркнул в темноту. Калитка за ними со скрежетом захлопнулась.

Тогда и Айханум бросилась к тому месту, где скрылся ее муж. Пошла по следам, оставленным мужем секунду назад на раскисшей дождевыми осадками поляне. Пошла прямо к той калитке, в которую вошел он, и толкнула ее левой рукой. Правая рука у нее была искалечена от рождения. Калитка ей не поддалась. Она плечом изо всех сил толкнула еще раз. Калитка не поддавалась, и Айханум захотелось сломать ее, раскромсать. И, не таясь больше, стала трясти ее, изо всей сила бить ее ногами, проклинать мужа с его искусительницей. Калитка не поддавалась и проклятиям. Тогда она пошла вдоль ограды фруктового сада, мимо дома, до самых ворот Гаджимагомеда. И стала дергать ворота, вдруг они не заперты и сами откроются перед ней. Ее усилия были тщетны, массивные стальные ворота даже не заскрипели. Она обратно метнулась вдоль ограды – вдруг найдет проем в ней, чтобы проскользнуть. Но все было заперто, все было прочно сколочено. Неверный муж, соперница, ветер, ливень, ворота, калитка – все стали преградой перед ней.

Сполохи зигзагообразных молний на небосклоне над поселением освещали белокаменный фасад, оцинкованную крышу ненавистного дома, фруктовый сад, сеновал в углу огорода, стекла окон с закрытыми изнутри ставнями. У нее из горла вырвался крик отчаяния. Она опять в страшном гневе кулаками и ступнями ног стала мучительно колотить в ворота. Одумалась, когда руки и ступни ног отбила до крови, пошла назад. Остановилась, маленькая, сгорбленная, измученная, растерянная. Она уходила от ворот в черную темень дождя, снова возвращалась к ним, колотила по ним немощными кулаками и вновь отступала назад. Она, оскорбленная, униженная, растоптанная в грязь, разражалась проклятиями в адрес мужа и его искусительницы. Очередной раз она под вспышками молний кидалась на ненавистные ворота, дрожала от холода, загибалась под хлестким дождем, безутешно плакала.

Она себя почувствовала настолько униженной мужем, покинутой им, что сейчас же направилась к разбушевавшейся за поселением речке и решила топиться. Она, сгорбившись, из последних сил заковыляла в сторону речки, но запуталась в подоле промокшего до ниток длинного платья, упала лицом в грязь и зарыдала. Правая рука онемела, она перестала ее чувствовать. И горб на спине отяжелел, словно налился свинцом. «Нет, топиться я успею! Моя смерть будет подарком для этих коварных людей! Нет, не дождетесь!» Она, здоровой рукой судорожно хватаясь за плетеную ограду, сделала попытку встать, но, не удержалась, лицом шлепнулась в грязь; горькие слезы с грязью, забившие рот, душили ее, отнимая оставшиеся в искалеченном теле силы.

Лежа в грязи, наплакавшись вдоволь, она собралась силами, тяжело встала, дугой выставив, словно выросший за это время горб, как можно быстрее покинула это проклятое место. Она уходила, оборачиваясь назад, бросая проклятия, в отчаянии сжимая здоровую руку, злая, оскорбленная, втоптанная мужем с этой… женщиной в грязь. Она уходила, накапливая горб ядом, сердце ядовитыми стрелами. Она уходила с жаждой мести, горечью поруганной чести. Ей надо жить, чтобы врагов лишить жизни. Впереди предстоит решительный бой. А о том, что бой будет жестокий, безапелляционный – в этом она уже не сомневалась.