Евграф Жданко - Сочинения. Том 2. Стихотворения и проза

Всё позади, мы встали молча у ворот;
Минута-две полуформальных разговоров.
Мне, как обычно, не терпелось в самолёт,
Возобновить привычных мыслей плавный ход
На фоне плавно проплывающих просторов —
Таков был я в тот непростой, далёкий год…

Она ж стояла с робко-сдержанным лицом
С печатью ставшей повседневностью угрозы,
(какая некогда нависла над отцом),
Как бы смирившись с наступающим концом,
А по щекам текли непрошеные слёзы,
Хоть и старалась оставаться молодцом.

Мне бы прижать её к себе, как никогда,
И прошептать, что я люблю её до боли,
Люблю так честно, что сгораю от стыда
За всё, что в детстве вырывалось иногда…
И не прижал, и не шепнул – стеснялся, что ли?..
И улетел. Как оказалось, навсегда.

За двадцать с лишком лет, что минули с тех пор,
Не раз мне чудились заснеженное поле;
Просёлок, поле поделивший, как пробор;
Её глаза. И наш последний разговор.
И ощущенье плохо выдержанной роли.
И словно чей-то ненавязчивый укор…

• • • • • • • • • •

А лодку, брошенную в спешке за бугром,
Оторвало и потащило по теченью.
Вихрь успокоился, ушёл куда-то гром,
Река на солнце заискрилась серебром,
И всё как будто поплыло по назначенью,
Как если б нужный стих родился под пером.

Смотрю, как бывшие родными берега
Меняют краски, очертания и виды.
Лежит бессильно на уключине рука:
Весло осталось там, где сдёрнула река
Челнок мой с привязи. Ни боли, ни обиды.
Покой и воля. Плеск волны и облака.

Теченье мысли, как теченье этих вод,
Несёт меня, куда – бог весть, под облаками.
Проходит в памяти моей за годом год,
Минует чёлн за поворотом поворот,
И где-то там, за перелеском с родниками,
Река в последний раз ускорит мерный ход.

Уткнётся лодка носом в девственный песок…
Пустынный пляж и роща в сумеречном свете.
А на пригорке, у тропы, наискосок
Ведущей вверх, в тот притулившийся лесок, —
Её фигурка в старом плюшевом жакете…
Всё так, как будто мы расстались на часок.

Сорвусь на берег к ней, любимый и шальной,
На миг замру, как мим в немой, банальной сцене…
И припаду, и окунусь весь с головой
В её тепло, давясь слезами, сам не свой,
И прошепчу, обняв знакомые колени:
«Ну здравствуй, мама, я вернулся, я живой!».

Июнь, 2006

Чуть слышно скрипнули железные ворота,
И чей-то шаг впотьмах растаял без следа.
И стало тихо. Только сердцу отчего-то
Уже не спится: то бессонница-беда.

Сама беда и в то же время – бедолага:
Придёт, разбудит и не знает, как помочь…
И мыслей нудных и назойливых ватага
Всю ночь покоя не даёт, снуёт всю ночь.

Подушка скомкана, и сбилось одеяло,
Тревога в доме, и в углу моём темно.
И в мире этом всё-то нынче как попало…
Да что там нынче – так уже давным-давно.

Тревожно сердцу, хоть всё, кажется, как надо:
Родные – сыты, не болеют, дом – стоит,
И даже сам я хоть куда – с подошв до взгляда…
А сердце ссадиной невидимой свербит.

Пойду ли в поле травам с ветром поклониться;
Сижу ль в шараге, опостылевшей невмочь;
Смотрю ли «ящик», чтоб на час-другой забыться, —
Исход один: привет иллюзиям и – ночь.

И вновь пространство обступает и сжимает
Мозги, как обруч, и звучит в ушах, как сталь.
И сердце вновь как бы на что-то намекает.
И вновь бессонница читает мне мораль.

Покорно слушаю, внимаю, принимаю,
Вполне возможно, попытаюсь претворить,
И повторить не раз, хотя и понимаю:
У пучеглазки есть грешок – поговорить…

• • • • • • • • • •

Опять чуть скрипнули шарнирами ворота:
Соседка юная вернулась ночевать.
Пора и мне: грядущий вторник – не суббота,
И, хошь не хошь, а утром в пять опять вставать.

Июль, 2006

Я у камина, и мне кажется случайной
Вся моя жизнь в хитросплетениях огня;
И даже мир моей души, покрытый тайной,
На фоне пламени – отдельно от меня.
И сам камин – из виртуального пространства,
Он лишь привязка для бесформенных идей,
Предмет изящного, но мнимого убранства,
Минутный образ сферы внутренней моей.
И тем не менее смолистые поленья
Горят уютно за решёткою витой,
И я пишу, и монитор мой, без сомненья,
Не станет спорить с этой истиной простой.
На сером поле возникают, пропадают
Слова и строки, запятые и тире.
И лишь немногие в итоге обретают
Законный статус и останутся в игре.
Игра жестока и не терпит нарушений:
Необоснованных сравнений и красот,
Безвкусных рифм и смысловых нагромождений…
И сколько визгу, как кому-то повезёт!
Пищат от радости отборные словечки,
И подхалимски так толкутся предо мной,
Но и боятся жара выдуманной печки:
«А вдруг шлея Ему…, и станет сам не свой?
Похерит всё, что так мучительно рождалось,
Начнёт сначала, предпочтёт набрать других…
И не получится, как только что мечталось.
И снова в давке в этой очереди в стих?».
Не бойтесь, милые, ревнивые малявки,
Вы мне нужны, я нужен вам, и это факт.
А посему не прекращаются поставки
И просьба всем явить и выдержку и такт!
Камин – реальность, кочерга с совком – на месте,
Халат – на мне, дрова смолистые – в огне!
Кто там тоскует по красавице-невесте?
Прошу сюда, и непременно на коне!
Фанфары – к бою, заводите Мендельсона,
Родные-близкие, не стойте у дверей!
Сегодня пьянствуем без всякого резона!
Виват, анапест, амфибрахий, ямб, хорей!