Евграф Жданко - Сочинения. Том 2. Стихотворения и проза

Сентябрь, 1988

Далёкий остров Уналашка
Пред взором внутренним моим,
Суров, как истая монашка,
Стоит, скалист, неколебим.

В старинной книге это слово
Мне повстречалось невзначай,
И до сих пор оно мне ново;
В нём безысходная печаль.

Я вижу берег Уналашки,
Тяжёлый камень и траву
И слышу лай цепной дворняжки…
Всё предо мной, как наяву.

Далёкий остров, детский образ,
Я не увижу камень твой:
В другой пожизненно я пояс
Заброшен матушкой-судьбой.

29 декабря, 1988

Вечер, преддверие ночи,
День позади, околел,
Хочется выть что есть мочи —
Глупо и глухо; согрел
Чай, сел на стул колченогий,
Взрезал консервную жесть:
Ужин – дешёвый, убогий…
«Господи, если Ты есть…».

Улица, мёртвые лица
В петлях из воротников,
Каждый другого боится:
Мир состоит из врагов.
Встречных безликое племя,
Много прохожих – не счесть,
И никого в то же время…
«Господи, если Ты есть…».

Бары и видеозалы,
Очередь, клочья афиш;
Аэропорты, вокзалы,
Лозунги, ржавчина крыш;
Съезд болтунов на экране,
Серость, призывы и лесть;
Трёшник последний в кармане…
«Господи, если Ты есть…».

Боже, убей меня тихо,
Без ожиданья и мук.
В жизни нет места для психа;
Жизнь – это замкнутый круг:
Кружишь, утративши целость,
Злой и издёрганный весь…
Сделай, как мне бы хотелось,
Господи, если Ты есть…

16 октября, 1989

В холодных комнатах темно и неуютно,
Пар изо рта и лёд в ведре, снег по углам.
Всё это было, вспоминается уж смутно,
И всё же мысленно в который раз я там,
В том старом доме, где застыло моё детство,
Где я – мальчишка, где мой мир, где мать жива,
Откуда я пустился в призрачное бегство
В большую жизнь… И завертелись жернова.

Пока мололся, дом снесли, мир испарился,
Оставив в памяти свой светлый вечный след;
Мать умерла, и с нею как-то удалился
Мираж стабильности. Иллюзий больше нет.
Есть лишь работа, угол с койкою в общаге,
Раз в год поездка на другой конец страны;
Есть одиночество и строки на бумаге,
Что смысла здравого как будто лишены.

А где же смысл? В неверном завтра. В Перестройке?
В жестокой ломке под названием «прогресс»?
В хмельном галопе по ухабам «птицы-тройки»?
А может, в буквах четырёх – КПСС?..
Смысл был в том доме, где темно и неуютно,
Где снег лежал, сухой и белый, по углам,
Где мать жива была, хотя и помню смутно.
Смысл был вчера. Сегодня, завтра – это хлам.

10 января, 1990

Потёмки, потёмки, потёмки кругом.
Потомки, потомки, потомки – потом.
Сомненье, сомненье, сомненье – распад.
Движенье, движенье, движенье – назад!
Художник, художник – маляр у холста.
Безбожник, безбожник – гайтан без креста.
Всё в кучу смешалось, и сдавленный крик:
Кому-то за правду отрезан язык!
Ручей ярко-красный журчит: это кровь;
Невестка отчаянно душит свекровь,
Отец озверевший насилует дочь,
Ему помогает ехидная ночь.
Я чувствую: что-то течёт из ноздрей —
То плавится мозг; у раскрытых дверей
Стоит мой двойник и вопит мне: «Сюда!
Оставь своё Я и забудь навсегда,
Что был ты когда-то на этой земле,
Карабкайся вверх, вслед за мной, по скале;
В расселине есть очень узкий проход,
Он к самой вершине тебя приведёт.
Взберёшься наверх – обретёшь сам себя,
Сорвёшься – пучина поглотит тебя!».

• • • • • • • • • •

Написано в свете неоновых ламп.
Мой критик, найди хоть единственный штамп!

15 января, 1990

Слово, придумано слово —
Можно садиться писать!
Мысленно всё уж готово,
Нужно лишь взять и сказать.
Тут-то Пегас и споткнётся:
Ум и рука – вразнобой;
Чиркнешь пером – остаётся
Строчка сухой и пустой.

Слёзы, закапали слёзы
Из затуманенных глаз:
Как оживить мои грёзы
(пошлая рифма!), хоть раз
Всё написать так, чтоб кто-то
Строки прочёл и вздохнул:
«Складно, вот это работа,
Крепко ты, парень, загнул…»?

Капают слёзы, и с ними
Боль вытекает на свет.
Странно: как будто живыми
Стали слова, словно нет
Больше преграды Пегасу —
Крыльями мах! и – вперёд…
Странно как: даже к Парнасу
Боль охраняет проход…