Евграф Жданко - Хмельная балка

© Евграф Жданко, 2020

ISBN 978-5-4490-2069-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

«Давай, давай, мотоциклетка! Трещи, покуда я на взводе, Покуда ладная соседка Сидит и ждёт… И в этом роде. Пускай сорвётся мне навстречу, Повиснет жёрновом на шее; А я засосом ей отвечу… Давай, вези меня скорее!».

Так зоотехник наш совхозный Спешил с работы на свиданье, Забыв про всё: про дух навозный, И про телят, и про собранье, Куда с отчётом о прививке Был строго вызван накануне. Все мысли были о наливке И разбитной молодке Дуне.

Чух-чух – и встал «конёк» ижевский В версте от фермы, у оврага. «Ха-ха, – подумал Василевский (наш зоотехник), – скиснет брага, Да и Дуняша…»… Недовольно Достал ремонтную котомку, Полез под картер и невольно Переключился на поломку.

«Что ж, не просили мы о худе, Да, видно, худо к нам бежало… Тэк, здесь нормально… Знали б люди, Когда беда… О! Вишь, зажало… И тут нам надобны кусачки; А вот кусачек-то и нету… Ну, чёрт! Придётся на карачки Да подтащить поближе к свету».

Уж вечер поздний опустился, За дальним лесом солнце село; Наш Василевский притомился, Однако ж сделал своё дело; Стерев подтёки на ботинке Обрывком старого обшлага, Он по извилистой тропинке Пошёл к ручью на дне оврага.

Мысль в голове почти уснула, И ноги стали точно вата. «Эх, если б тягу не рвануло, Как раз успел бы до заката; Теперь н а р в у с ь на нервотрёпку», – Подумал наш герой уныло, Не замечая, что и тропку И спуск нахоженный размыло.

И тут случилось то, что все мы Рукой судьбы зовём привычно (увы! печальной этой темы не избежать нам, как обычно): Пётр Василевский оступился И, по известному закону, Всей своей массой покатился Вниз по обрывистому склону…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вихрь нашей жизни – как позёмка, Что зимним вечером играет: Шуршит порывами негромко И в гребни памяти сметает Людских судеб, пропахших бытом,

Часов и дней крутую соль. И глохнут в коконе укрытом И чей-то вздох, и чья-то боль.

Иное время наступило, Иные песни зазвучали; Не всякий вспомнит, как всё было, Что было после, что вначале… Кто постарел, а кто и помер, Другие дети во дворе, И дом другой, и новый номер. Лишь лес всё тот же на горе.

Всё так же сплетницы-осины, Листву по осени роняют; Всё так же тёмные низины Ручей петляющий скрывают; Всё так же эхо отдаётся, Когда аукнешь наугад, А вниз по склону тропка вьётся – Совсем как сорок лет назад.

Что у кого происходило В те сорок лет, судить не смею; Кому-то крепко подфартило, Кому-то – нет, свернули шею; А кто-то упряжь как собака Волок упорно день за днём… Что ж Василевский наш, однако? – Пора нам вспомнить и о нём.

На дне заросшей котловины, Меж ив заплаканных стволами, Седых от клочьев паутины, В траве, объеденной козлами, Лежит Петруша, еле дышит, Как плеть безжизненна рука; Он ничего ещё не слышит: Он без сознания пока.

Уж ночь прошла, роса сверкнула В лучах, пробившихся сквозь кроны, И небо точно развернуло Лазурный стяг, и будто стоны Из-под замшелого завала Слышны, и что-то говорит Нам, что опасность миновала… Наш Пётр очнулся и сидит.

Минута, две, ещё минута… Виски пульсируют от боли… Мысль ускользает почему-то, Во рту горчит и привкус соли… Всё тело ломит, как на дыбе, Озноб – нет слов, чтоб передать… Прильнув щекой к торчащей глыбе, Пётр попытался всё же встать.

Не тут-то было, ноги-руки Не очень слушались беднягу; Превозмогая стойко муки, Кой-как, хватаясь за корягу, Он принял положенье «стоя» И так – ещё минуты две, Пока мозги от разнобоя Освобождались в голове.

«Где я и сколько провалялся В лесу без памяти? И что же? До Дуни так и не добрался… Да и работа… Нет, негоже Так запускать дела в отключке, Пора скотину прививать. Не уложусь – начнутся взбучки, Пойдут стыдить, критиковать…».

Вот так прикинув перспективу, Пётр Василевский по тропинке Заохал кверху, к коллективу, К любимой в общем-то скотинке, К привычным дням по разнарядке, Когда решают всё за нас… Но что-то с сердцем: точно схватки, Как будто всё в последний раз.

**********

В изрядной мере потрясённый Пред ним открывшейся картиной, Стоит герой наш и суконный Картуз снимает с глупой миной И чешет маковку, желая Понять, что – правда, что – мираж. Но в чём же дело, и какая Картина эта, в чём пассаж?

Где налитыми колосками Ржаное поле колыхалось – Пустырь, заросший сорняками, Хлебов в помине не осталось; Прогнивших дисков от сцепленья Скучают груды тут и там; Цепей разрозненные звенья, Истлевший тент и прочий хлам…