***
Начищенный до полной прозрачности просторный стеклянный холл офиса президента компании был неожиданно для Кая многолюден. Такое скопление говорящих без умолку галстуков с портфелями наводило на мысль, что вопросы, которые будут решаться на предстоящем совещании, многоважные и малонужные. Кай впервые пожалел, что даже мельком не взглянул в приготовленную для него его белокурой помощницей презентацию. Попытка пристроиться в укромном уголке и все-таки взглянуть хотя бы на картинки и найти пару знакомых слов в файле увенчались провалом. Вертелов, как пес, чей нюх заточен на страх и поражение конкурента, сделав несколько обходных маневров в пиджачной толпе, напрямую вышел к Каю.
И вот еще каких-нибудь пару метров – и злобный пес был бы у цели, но тут распахнулись двери большой переговорной залы, и шумный поток хлынул в открывшийся проем, захватив с собой Вертелова, увлекая его спиной к движению, вертевшегося в потоке то вправо, то влево в поисках нужного направления. Наконец, сумев кое-как развернуться, Вертелов слился с потоком в большой глубине переговорной. Каю же только оставалось провожать растерянный взгляд вице-президента и маскировать сочувствием свое по-детски бессмысленное злорадство.
Еще немного постояв и дав команде профессионалов полностью очистить президентский холл, Кай последним зашел в залу и остановился на входе наблюдать за происходящим. Управленческий корпус компании рассаживался вдоль длинного овального стола, каждый согласно обозначенному месту. Директора и начальники прохаживались в поиске своего пристанища, и кто-то ядовито шутил, обретая его ближе к выходу, кто-то едва сдерживал восторг мальчишки, находя табличку со своим именем в непосредственной близи к креслу шефа.
Кая эта обстановка напрягала, хотя он находил в себе силы прятать свое беспокойство за маской доброжелательного равнодушия. Долго стоять в проходе не стоило, Кай это понимал, но ему сейчас меньше всего хотелось присоединиться к игре больших людей под названием «ты тот, где твое место». Проведя около года в должности директора департамента рекламы и маркетинга, Кай все еще нервничал в присутствии «могучих дядечек», как их называла Алина. Он до сих не чувствовал себя ни могучим, ни дядечкой. Ему не хватало ни хватки, ни оскала. Зато его глаз был зорким, а ум – сообразительным, поэтому, увидев, как Вертелов кивком головы указывает ему на свободный стул, он понял, что это его место, и, даже не выказав благодарности, прошел к нему и поудобнее уселся. Не мешало бы открыть презентацию и полистать ее, что Кай не замедлил сделать.
Презентация была восхитительна в своей наивности и простоте. Только светлое, не замутненное жизненными невзгодами сознание Алины могло облечь, вернее, спеленать идею, почти гениальную, рожденную в творческих коллективных муках, в рюшки и бантики, обложить (иначе и не скажешь) котятами и щенятами и все это припудрить блестками, которые подсвечивали каждую страницу презентации всеми цветами радуги. Теперь Кай знал, какие у его помощницы ассоциации на тему «Семья = 7Я». Этих знаний для выступления на внеочередном совете директоров, мягко говоря, было недостаточно.
Планшет был не самым лучшим средством для корректировки файла с презентацией, да и времени на это уже не было. В президентскую переговорную вот-вот должен был войти Роман Игоревич, чей благодушный смех уже слышался из холла, и присутствующие молча и вдохновенно ожидали его приближения. В такой благостной атмосфере любая активность мысли могла войти в резонанс и внести дисбаланс в настроение шефа, чего делать Каю категорически не следовало.
Кай решил, что блестки – это даже ничего, и, выдохнув, поддался обаянию Романа Игоревича, входившего в залу с ослепительно-белой улыбкой и одаривающего присутствующих светящимся от счастья взглядом. Когда очередная щедрая порция счастья от шефа досталась и Каю, тот обмяк, проникнутый сладкой истомой, и начал так же бессмысленно улыбаться окружающим, как и они ему.
Роман Игоревич был человеком жеста, яркой, незаурядной, харизматичной личностью. Он умел делать людей счастливыми только одним движением глаз и движением этих же глаз умел в человеке уничтожить всякую надежду. Романа Игоревича мало кто любил, все обожали и никто не осмеливался ненавидеть. У Романа Игоревича не было друзей, потому что не было достойных, но и не было врагов – по той же самой причине.
И только три женщины, состоящие в совете директоров компании, могли любить его, и каждая – считать себя его близким и доверенным лицом. И только этим женщинам Роман Игоревич позволял заблуждаться на сей счет. Считалось, что раннее вдовство и в скором времени утрата молодой дочери нанесли сердцу президента неизлечимую рану, которая нуждалась в постоянном нежном участии и трепетной женской дружбе.
Читать дальше