Марита Мовина-Майорова - Тайна Ведьминой Рощи

Яромир подтянул потуже пояс на рубахе и вышел со двора.

– Чего приходил-то? – с подойником, полным молока, из низенького хлева вышла мать. – Небось, снова за околицу зовёт? Ох, не ровён час, с кикиморами-то и повстречаетесь.

– Что вы, маменька! Разве ж можно? В вечёр – ни в жисть. Просил на минутку сейчас вот выйти. Что-то сказать хочет. Важное, небось, коль средь бела дня-то пришёл.

«Вот оно дело молодое неугомонное. Давно ль и я так же к своему Веденеюшке за деревню бегала?» – женщина грустно улыбнулась своим мыслям, а вслух произнесла: – Давай, доченька, ведро. Иди, коль звал. Яромир парень надёжный, с ним и сам… не страшен.

Произнести вслух имя нечистого она по привычке не решилась.

Злата отдала матери пустое ведро, пряча от неё радостно заблестевшие глаза, взметнула юбками сарафана и выбежала за калитку.

«Пусть побегает, пока в девках ходит, – проводила её затуманившимся взглядом мать. – Когда и порадоваться ей жизни-то, как не до замужества?»

Она тяжело вздохнула, предчувствуя скорое расставание со своей единственной дочерью: пойдёт к мужу в дом… из-под крыла материнского упорхнёт. Всё ли сладится там?

«Да нет – всё сладится. Яромир парень ладный, хозяйственный, работящий. И родители его Златушку мою любят как родную. Бог даст – детишек нарожает, внуками радоваться стану».

Женщина поправила косынку на голове и вошла в хату.

Сразу за околицей деревни, не надо было и в поле идти, начинался небольшой луг. С одной стороны он примыкал к околице деревни, а другой своей стороной сливался с полем, заканчивавшимся небольшим леском и берёзовой рощей. Вот с той стороны, что луг прислонялся к околице, и сидел на брёвнышке Яромир и крутил в руках травинку. Вид у него был задумчивый, а скорее – озабоченный. Он даже не услышал шагов Златы. И только когда она подошла почти вплотную и встала перед ним, тогда её и заметил.

– Что сказать хотел, Яромирушка? Небось, важное что? Сидишь, гляжу, что туча темная, в задумчивости. И меня не приметил, пока не встала перед тобой?.. Аль случилось что?

– Садись рядышком, свет мой ясный, лелечка, надобно сказать мне тебе думу свою.

Он замолчал, пристально поглядев на Злату.

– Ну… говори уж. Что за дума?

– А послушаешь меня? Сделаешь, как прошу?

– Да ты сказывай быстрее, уж не знаю, что и подумать.

Злата прикоснулась рукой к плечу Яромира.

– Не ходи в «русалки», – на одном дыхании произнёс Яромир и посмотрел прямо в глаза Злате. – Не ходи, Христом Богом прошу тебя, Златушка, лебёдушка моя, – не ходи! Чует моё сердце – быть беде. Не свидимся мы боле на этом свете, если не послушаешься.

Злата отпрянула от него. Брёвнышко качнулось, и она чуть не упала. Яромир подхватил её и прижал к себе.

– Вот видишь, спужал как? А пошто? Что и в голову тебе втемяшилось – «не ходи», – прошептала Злата, прижимаясь к нему. – Не первая я и не последняя. Это ж игра такая. …Не пужай меня своими страхами, Яромирушка.

– Всем игра, а тебе, нам – худом обернётся. Спать не могу, лелечка, боязно мне за тебя. Сам не знаю, отчего так. Не ходи.

Злата отстранилась от него и вздохнула:

– Деревня ведь выбрала. Не сама я… Как не пойти? Что люди скажут?

– А что нам люди? Они за нас не решают.

– Вот как раз и решают, – она упрямо качнула головой, – и решили. И не след мне противиться. – Злата вновь прислонилась к плечу любимого. – …Да и объяснить им, Яромирушка, как? Что Яромиру боязно за меня? Что тревожно ему?.. Нет, Яромир. Как деревня сказала, так и будет. А ты, соколик мой, брось дурную думу-то думать. Всё хорошо будет… И осенью свадьбу мы сыграем… А потом будем жить долго-долго и умрём в один день.

Злата засмеялась и дернула Яромира за чуб.

– Бежать мне надобно. И ещё кто увидит нас – чего и подумают.

Она легко вскочила с брёвнышка, взмахнула рукавами сарафана и – вот она была, а вот её уж нет. Яромир только вздохнул тяжело. Идти в деревню не хотелось, и он ещё долго сидел на том самом месте, погрызывая травинку за травинкой, и думая, как уговорить всё-таки Злату не участвовать в обрядном представлении. Странным было для него и то, что лёгкая и уступчивая его невеста, вдруг выказала такую несговорчивость. Никогда прежде не замечал он за ней упрямства или непокорности. А тут, как будто подменили её. Сначала в шутку, а теперь вот уже и всерьёз давала она отпор его настойчивости в отношении её «русалочьей» роли. Словно вовсе не выбор деревни то был, а её собственный.