Любовь Соколова - В сумерках. Книга первая

Чтобы как-то исправить дату, стали считать по-другому. Скакать от Петербурга до Тамы на перекладных даже по хорошему тракту месяца полтора-два. Тракт был плох, к тому же зима. В указе значилось какое-то ноября. Пока довезли, прочитали, поняли, народу нагнали, стали строить – прошло года полтора-два. Минусуем – получается сто девяносто лет от предполагаемой закладки первого камня. Недоюбилей, да еще и не подтвержденный документами, не подогнать под орден. Требовалось, если по-хорошему-то, либо двести пятьдесят, либо триста. Обком поставил задачу возраст наскрести, хоть по сусекам метите.

Изобретательные краеведы решили исходить из соображения, будто императорские курьеры везли указ не на пустое место, а в некое поселение. Действительно, кое-что стояло уже тут где-то на берегу и было обозначено как завод Лягошихинский. Нашлись документальные свидетельства – точнее, одно, сразу вошедшее в деловой обиход как «Письмо Щёва». Щёв нашел медную руду и сообщил царю, будто бы тут месторождение и надо ставить медеплавильный завод. Взяв за основу письмо, группа энтузиастов разрабатывала эту версию. К несчастью, Лягошихинский заводик, вокруг которого налепились кое-как три-четыре короткие улочки, быстро захирел, не окупив расходов на строительство. Ко времени указа царицы об основании на реке Таме города Темь это место уже лет сорок пребывало в запустении. Версия, тем не менее, нравилась руководству. Верных двести пятьдесят лет насчитывалось, если брать от «Письма Щёва».

Другие доброхоты обещали натянуть триста лет, и натягивали, утверждая, будто и щёвское письмо писано не на пустом месте, а имелся уже крепкий корень: некий Митюха Брюхан с сыновьями задолго до того завода стоял на берегу починком из пяти или шести изб. Учитывая продолжительность жизни в тот период, брачный возраст мужчин и сроки строительства бревенчатых домов, получилось бы накинуть как раз еще лет пятьдесят. Расчет, весьма приблизительный, опирался на церковные книги. Церковь в СССР была отделена от государства. Ссылаться на попов при награждении советским орденом партийное руководство не пожелало.

– Ерунда какая-то! – сердился первый секретарь обкома на совещании по подготовке к празднованию юбилея. – Ставите нас перед выбором между попами и царями. Трясете тут писулькой императрицы-блудницы, поповскими грамотами в нос мне тычете. Кто такой этот Брюхан? Мироед-единоличник какой-то? Не годится. Да и с заводом, оказывается, конфуз вышел. Ну как так-то, а?! Как мне после этого вам доверять ответственное партийное задание?

Обком в итоге склонился к заводской версии, выбрав подходящую классовую трактовку. Рабочие ХХ века якобы протянули руку металлургам века XVIII, которые тут страдали, дожидаясь светлых дней. Юбилей совместили с Октябрьской демонстрацией седьмого ноября. Щёва официально объявили основателем города Темь. Общественность Теми получила опыт дискуссии, такой острой, что один участник ее от огорчения умер. Он считал приоритетным документ, подписанный императрицей. Его оппонент, апологет щёвского письма, исчерпав все аргументы, написал донос в КГБ. Беседу в компетентных органах приверженец царского документа не пережил.

Обкомовский волюнтаризм не вызвал никакой реакции в научной среде. Историки знали: к моменту основания Теми жители слободки в устье Лягошихи пробавлялись охотой и грабежами. Покушались на добро с караванов, везущих вниз по Таме железо, медь, а то и отчеканенное серебро. Когда фартило, когда не очень – потому и возникла потребность в тюрьме, упомянутой в императорском указе. Сказки о Митюхе Брюхане вовсе не имели отношения ни к заводу, ни к городу. Упомянутый в церковных метриках мужик с сыновьями жил на противоположном берегу реки Тамы задолго до приезда в эти места инженера Щёва, а при нем уже и не жил вовсе, но чрезвычайно плодовитые Митюхины потомки размножились и разнесли по всей округе фамилию Брюхановы, сделав ее региональной особенностью. В Теми даже первый секретарь обкома носил эту фамилию. С краеведами историки не ссорились. Понимали: бьются спорщики не за истину, а за престиж и доминирование. Да и чего спорить, если под праздничную шумиху в город вполне могли завезти колбасу, а то и мясо в Центральном гастрономе выкинуть. Все продуктовое и промтоварное не продавали, а «выкидывали», как на драку собакам. Успеешь – схватил, купил, унес, съел, или там надеваешь на себя нарядное по праздникам. Никому в голову не приходило, что вручением ордена высшее руководство намеревалось подсластить пилюлю: со следующего за юбилейным года Темь переводили на пониженную категорию снабжения продовольствием. Ну кто ж знал! А если бы и знал, так что с того? Не отказываться же от награды.