Алькор - Расстановки и жизнь. Ч.2. Хеллингер и жизнь

У него был такой вид, как будто он только что сошел со сцены детского театра, показывавшего какую-то страшную-престрашную сказку. Он носил безобразную, торчащую во все стороны, как старая метла, бороду, и соответствующую своей бороде одежду: хотя и не лохмотья, но что-то такое, что мужчины в нашей организации никогда не носили. Поведение его было тоже бороде соответствующим: по-лешачьему буйным и необузданным.

Буйно-необузданное поведение Лешего было подверженно, к тому же, еще и стихийным колебаниям. В некоторые моменты времени, оно вдруг, по непонятным причинам, менялось. В такие моменты он переставал буянить и валить деревья, и впадал в другую свою ипостась, которая была менее буйной, но не менее дремучей, чем первая. Другая ипостась включала, кроме вышеупомянутой словоохотливости, подслушивание, подсматривание, какие-то склочные распоряжения, и тому подобные элементы поведения, которые пристали, может быть, какому-нибудь сварливому старикашке, но в молодом мужчине выглядели очень странно. Но чаще всего верх в его поведении одерживала, все-таки, «родная исконная» дурь.

Вкрадчивостью и осторожностью своего дружка Леший совершенно не обладал. Презрительного отношения к женщинам он «честно-откровенно» не скрывал, и доводил его, иногда, «честно-откровенно», вплоть до «мануальной терапии». Однако, со своими начальниками Леший обращался более терпимо, чем с женщинами, и ни одного из них, насколько я знаю, не уволил (хотя, может быть,– и хотел, да не смог, потому что руки у него были, все-таки, не такие «длинные», как у его дружка).

Одной из характерных черт Лешего было предъявление к окружающим,– особенно, к женщинам,– высоких «нравственных критериев», и требование от женщин того, чтобы они его критериям соответствовали. И не дай Бог женщине было до его «высоких критериев» не дотянуть!

Однажды он явился устраиваться ко мне на работу, в полной уверенности, что я его приму, а я, «почему-то», не приняла. Так что тут началось! Началось с самого простого: со швыряния в меня трудовой книжкой и с обращения ко мне «на ты». Продолжилось же тем, что впоследствии, оказываясь неподалеку от меня, он демонстрировал мне свое презрение каким-нибудь «подобающим» моменту образом: или меня обзывал, или пихал, или захлопывал передо мною дверь, или делал что-нибудь столь же «жентльменское». Чтобы досадить мне еще сильнее, он повадился ходить в наш отдел, и проводить «дружеские» беседы с двумя избранными им (по высоким духовным критериям) собеседниками: с одной женщиной, и со вторым ромуальдычем. Начиная с ними беседу, он всегда поворачивался ко мне спиной, и выражал мне своей спиной максимальное презрение. «Друзьям» своим он рассказывал многочисленные истории из своей, по-видимому, весьма поучительной жизни, а меня он своих рассказов демонстративно лишал (полагая, что я кусаю себе из-за этого локти). Немалое количество «занимательных» историй, как мне, впоследствии, его «подруга» рассказала, были посвящены его жене.

Была ли у Лешего жена на самом деле,– не знал никто, но, если она, действительно, у него была, то- была она какой-то странной, потому что она никогда не стирала мужнину одежду, и не заставляла мужа ни мыться, ни стричь бороду. А ведь ей приходилось находиться рядом с мужниными запахами намного дольше, чем работникам нашей организации! Как могла жена терпеть все это у себя дома- было совсем уже странно.

Но самым странным было то, как соглашался все это терпеть тот «духовный брат», который, в отличие от мифической жены, был вполне реальным персонажем, к тому же,– моющимся, чистящимся, бреющимся, окруженным шлейфом благородных запахов ладана и елея, и испытывающим к таким запахам сильную приверженность,– привыкши вдыхать их в «богоугодных» заведениях ежедневно. А если учесть еще и то, что посетители «богоугодных заведений» тоже бывали, по большей части, мытыми людьми, и тоже источали вокруг себя пристойные запахи, то понять, почему он допускал в такой «избранный круг» столь немытого «брата», было и вовсе невозможно! – Видимо, он делал исключение для него ввиду его высоких «нравственных» качеств!

Уф-ф-ф, ну и устала же я, описывая вам местных ромуальдычей! Зато теперь мы уже отделались от них окончательно, и можем перейти от местных ромуальдычей к общероссийским,– таким, которых знают не только в нашем городе, но и во всей стране.– К таким, которых можно нередко встретить в передачах центрального телевидения.

Однажды в одной телепередаче я увидела неких молодых людей, которые рассказали о себе следующее: