Семён Ходоров - Никогда ты не будешь майором

Виталий пытался вернуться в школу, в которой «чему-нибудь и как-нибудь» всё-таки учился. Но дородная рыжая завуч, не без злорадства, прошипела:

– Скажи спасибо за незаслуженную отличную оценку по поведению, с которой, возможно, тебя возьмут в вечернюю школу.

Завуч не предполагала, что Виталий воспользуется её, пышущим ехидством и желчью, советом. Буквально на следующий день он переступил порог, расположенного напротив его дома, трёхэтажного здания. На его фасаде красовалась вывеска «Школа рабочей молодёжи №35». Без особого труда Виталий отыскал и кабинет с табличкой «Директор Сураев Кирилл Захарович». Хозяином кабинета оказался худосочный лысоватый человечек, который своим ростом не дотягивал даже до плеч высокого Виталия. Он панибратски протянул свою маленькую руку и участливо спросил:

– Чем обязан, молодой человек?

– Хочу учиться в вашей школе, – без обиняков пробасил Виталий, протягивая директору свидетельство о 8-классном образовании.

– Превосходно учились, – не без сарказма похвалил его директор, едва взглянув в школьный сертификат.

– Тем не менее у нас есть ещё вакантные места, – продолжил он, – покажите мне только справку с места работы и паспорт.

– Я пока ещё не работаю, – ответил Виталий, положив на стол директора паспорт.

Открыв его первую страницу, директор несколько раз перевёл взгляд с документа на лицо его обладателя и вдруг радостно выпалил:

– Я с радостью принимаю вас в девятый класс нашей школы. Только, как только устроитесь на работу, обязательно принесите справку.

Он ещё раз зачем-то заглянул в паспорт и снова внимательно посмотрел на Виталия, словно проверяя правдоподобность документа и, крепко пожимая ему руку, мажорно промолвил:

– А вы, товарищ Абрамов, не очень похожи на мордвина. Хотя, кто в наше время на кого похож? Но всё равно, я безумно рад, что мы с вами одной национальности. Будем, как бы это сказать попроще, дружить. Нас ведь мордвинов на почти десятимиллионную Белоруссию всего восемьсот человек.

Нельзя сказать, что на протяжении всей учёбы ученика вечерней школы Виталия Михайловича Абрамова связывала с её директором Кириллом Захаровичем Сураевым крепкая и неразделимая дружба. Однако последний сыграл в судьбе незадачливого великовозрастного школьника совсем неординарную роль. Первым делом директор устроил Виталия подсобным рабочим на тракторный завод. По иронии судьбы он попал в тот же кузнечный цех, где работал покойный отец. Уже не по иронии, а по велению той же Фортуны, он оказался на участке не слесарей-алкашей, а среди тех, кого было принято называть рабочим классом. Не без того, чтобы в день получки они не выпивали общепринятые «сто грамм», но не двести и не триста. Ни один из рабочих участка ни разу не попадал в вытрезвитель, не дебоширил и не пропивал, в ущерб семье, заработанные деньги. В цеху, где непрерывно слышались удары кузнечных молотов о наковальню, где исходил жар от высокотемпературных газовых печей, где беспрерывно шумели гидравлические прессы, гроза городских подворотен Виталий проходил школу жизни. Он ещё оставался главарём дворовой шпаны, нерегулярно, когда вздумается, посещал занятия в школе, но при этом в его «пацанском» сознании начался как бы обратный отсчёт. Значительно уменьшилось количество хулиганских потасовок, уличные драки теперь носили, в основном, справедливый характер, практически прекратился незаконный отъём денег у слабых школьников. Да и вся дворовая жизнь стала носить не криминальный, а скорее озорной и бесшабашный характер.

Кирилл Захарович, который постоянно отчитывал Виталия за пропуски занятий и нерадивую учёбу, был в тоже время направляющей силой в его неуверенных шагах по жизни. Он в немалой степени содействовал тому, что Виталий получил вожделенный документ под названием аттестат зрелости. На самом деле до зрелости, как образовательной, так и жизненной, Виталию было, как до звезды небесной. Однако и здесь директор Сураев немало подсуетился, чтобы значительно уменьшить это расстояние. После торжественной выдачи аттестатов Кирилл Захарович пригласил Виталия к себе в кабинет. Он поспешно достал из книжного шкафа национальный бренд белорусского алкоголя под названием «Зубровка». Водка была хитроумно спрятана за толстыми, известными всем учителям, книгами Антона Макаренко «Педагогическая поэма» и Константина Ушинского «Педагогическая антропология». Подняв лукавый взгляд на высоченного Виталия, он молниеносно разлил содержимое бутылки по гранёным, предназначенным исключительно для воды, стаканам и торжественно провозгласил: