Игорь Ахмедов - Я Ходжа

Сейчас все они стоят на скользкой снежной тропе и смотрят вниз. И каждый думает о чем-то своём, о разном, потаённом. Но в глазах у них одни и те же отблески кровавого заката.

Вожак первым отворачивается от пропасти и осматривает склон, по которому придётся идти дальше. Осталось совсем немного, ещё до того, как сядет солнце, они должны успеть подняться на перевал. Положив руку на шею своего коня, он чувствует мелкую дрожь уставшего животного. Он отвязывает от седла мешок с вещами, скатанное походное одеяло и тяжелую булаву. Бросает всё это вниз:

– Оставьте лишнее, без чего можем обойтись.

Воины подчиняются приказу, вниз катятся по снежному склону сброшенные вещи и сумки.

***

Искандер карабкается по снежному склону. Он ещё в самом низу. Его руки обмотаны тряпками, ноги дрожат от напряжения. Он идёт по следам, оставленным недавно прошедшими тут убийцами. Притаившись за торчащим из снега большим камнем, он осторожно выглядывает – далеко впереди, почти у самого перевала, он видит поднимающихся змейкой всадников. Искандер слышит какой-то звук, осматривается. Неподалеку от него, уткнувшись телом в кусок скалы, лежит человек с развороченной грудной клеткой. Искандер узнаёт его. Это один из тех выживших после обвала воинов, видимо, сорвался вниз. От него тянется вниз кровавый след, дальше лежат остатки плоти, от которой поднимается пар – плоти, бывшей когда-то его конем.

Искандер подходит ближе – он видит, как изо рта умирающего вырывается лёгкий пар, он ещё жив, лицо его залито кровью. Искандер снимает с его пояса большой, инкрустированный серебряными насечками кинжал в ножнах, вытащив лезвие, рассматривает его. Потом вешает себе на пояс. Он замечает, что умирающий смотрит на него.

Убить его? Даже подростку понятно, что покалеченный мужчина – уже не жилец. С переломанными руками и ногами, с развороченной грудной клеткой и сломанной спиной, он уже никогда не встанет на ноги и не сможет сделать ни одного движения. К чему его убивать? Облегчить страдание? Этого достойны только настоящие воины, а не убийцы, уничтожившие его родителей, родных и близких людей.

Искандер отворачивается, уходит обратно, к тропе.

***

Вместе с птицами, кружащими в вышине, мы вновь над площадью перед дворцом Эмира. Ритм барабанных ударов ускоряется. К нему уже присоединились бубны, карнаи, флейты, дутары и другие инструменты. Девушки танцуют всё быстрее. Зрители в толпе восторженно переговариваются. Мы видим улыбающегося Ткача, это пожилой мужчина со слезящимися глазами.

– Хороший урожай будет в этом году, ишь, как пляшут…

Ему задает вопрос стоящий рядом Кожевник. Его ладони в краске, которая въелась так, что уже ничем не отмыть. На одежде дыры и следы от кислот.

– Скажите, уважаемый Самир-ака, кто эта небесная Пери, танцующая, как огонь?

Мы слышим смех Пекаря, услыхавшего вопрос Кожевника.

– Это же Гульнора, дочь кузнеца Джафара, бестолочь! А никакая не Пери!

– И много ты видел Пери?

– Да уж повидал…

– Где, на своей мельнице?

– А хоть бы и там, тебе-то что?

– Оно и видно! Наверное, мука тебе в глаза попала, вот и видишь всякое…

В разговор вступает Гончар, усто-Саид, худой, одни кости и жилы, человек с добрым лицом и печальными глазами:

– Всё так, уважаемый усто-Саид, всё так… Теперь будем гадать, кому же повезет с молодой женой, – задумчиво качает головой Горшечник.

– Старому? – смеётся Кожевник, – да он мой ровесник, уважаемые, а я ещё очень даже ничего. А если учесть, что Джафар до сих пор с легкостью разламывает руками подковы, то я бы не стал говорить это ему в лицо.

– Это он те подковы ломает, что нам из Хиндустана везут. У них там железо, говорят, мягкое, – уточняет Гончар.

– Ну-ну, уважаемый, скажи это Джафару, а мы посмотрим, – смеётся Кожевник. – Десятки лет кувалдой махать – это тебе не пиалушку слепить.

– Пиалушку, значит?!

Между ними завязывается перепалка, но наше внимание уже уносит нас дальше, всё выше и выше, раскрывая перед нами картину, которую обычно наблюдают имеющие крылья птицы и таящие в себе слёзы облака…

***

Пятеро воинов подъезжают к подвесному мосту, переброшенному через горную реку. Сама нитка реки далеко внизу. Спешившись, воины ведут за собой фыркающих от страха коней и один за другим переходят шатающийся мост. В конце моста, на той стороне, небольшая свободная площадка, за ней баррикада из старых телег, камней, стволов деревьев и всякого хлама. Она перекрывает уходящую вверх дорогу.