Бах Ахмедов - Стихи

…Молчание, в котором все слова,
И серый день, в котором все дожди,
Однажды встретились, присели на скамейку
И ждут с надеждой нового дождя.
Они на небо смотрят: слишком близко.
Они на время смотрят: слишком поздно…
Да и сама погода давит слишком.
И серый день роняет: я устал…
Встает и растворяется в толпе.
В толпе людей, похожих друг на друга,
И на него.
Молчанье остается,
Поскольку ему некуда идти.
Вот разве что зайти в библиотеку
И спрятаться в старинном фолианте,
И там уснуть, и спать века пока,
Какой-нибудь старик полубезумный
его однажды в сумерках откроет,
найдет молчанье и возьмет к себе
в каморку, как бездомную собаку,
а вместо кости даст ему на ужин
воспоминаний жалкую похлебку…

…А может, завтра я умру?
Зато воскресну послезавтра.
Ведь смерти нет и это правда,
и я надежду соберу,

осколки склею и опять
возникнет, словно чудо, ваза.
И незаконченная фраза,
как прежде сможет прозвучать,

не с середины, не с конца,
а снова с самого начала,
так чтобы тихо зазвучала
все та же музыка лица.

Есть откровенье красоты.
И свет, дарованный нам свыше.
…Мой друг в окно однажды вышел.
Но он умел летать. А ты?..

…Сегодня было три не-встречи.
А я остался слушать речи
о смерти, о любви, о вере [1] Беседа Владыки Анатолия о смерти. .
Я слушал и смотрел на двери…
Потом на Oxford-street поехал:
еще одна не-встреча — эхо
не-встречи первой и второй,
точней, их следствие.
Настрой
был у меня меланхоличный.
Я кофе взял (он был отличный),
за столик сел и стал читать
слова про Облако Незнанья…
Но думал я про ожиданье.
Я думал: странно, можно ждать,
не ожидая ничего.
Не ожидая, ждать всего.
включая изгнанное чудо,
что мирно спит на дне сосуда
и ждет прикосновенья веры,
чтоб зазвучать. Нужны примеры?
Сперва скажите, для чего?

…Я ждал и думал: ничего
уже сегодня не случится,
и выпал день легко, как спица,
но он свое лицо обрел
и тихо за собой повел
меня и двух моих друзей…

Куда теперь пойти? В музей?
Зачем? Ведь я и так в музее, [2] Книжный универмаг «Borders» на Oxford-street.
что ждет таких же ротозеев,
чтоб поглотить их с потрохами.
Они не замечают сами,
как книги время их крадут,
их жизнь, их музыку, их труд.
И что взамен? Чужое бремя,
чужие сны, и боль, и время.
Чужое прошлое и опыт,
советов злых лукавый шепот
и вечный спор о том, как жить…
А книгу так легко открыть
и погрузиться в мир манящий,
приняв его за настоящий.
Но это только шум и ярость.
А дальше что? Приходит старость
в один осенний вечер к нам.

…Так я бродил по этажам,
а рядом время шелестело,
но близко подойти не смело.
Я видел грусть в его глазах.
Но скоро стрелки на часах
струной застынут вертикальной —
мир закрывается, пора
вновь возвращаться в нереальность
вечерних улиц, тусклых бра.

…Я выхожу и целый вечер
ловлю совсем иные речи
о жизни, о любви, о вере.
И я опять смотрю на двери
и окна светлые кофеен,
слегка от голода рассеян…
Вокруг толпа, мелькают лица,
а я хочу уединиться.
Но, наконец, тот паб чудесный,
уютный и немного тесный.
В нем весело горит камин.
Огонь, — о чудо! — настоящий,
а ты, за столиком сидящий,
предмет поэзии иной.
Ты вновь становишься собой.
Берешь блокнот и пишешь стих,
и ощущаешь: шум утих.
Осталось счастье: ты один,
и пинта пива, и камин.

Они расставались. Надолго.
Доверье лежало у ног
Как грустный, смышленый и нежный,
И преданный очень зверек.

Он вниз посмотрел, улыбнулся.
«Пускай остается с тобой.
Оно к тебе больше привыкло,
И ты ему станешь сестрой».

Она головою качает:
«Нет, нет, забери его ты.
Дари ему радость и нежность,
И дни твои будут чисты.

Корми его вовремя, ночью
Клади под подушку к себе.
И там, на чужбине, как компас,
Пускай оно служит тебе».

Он вновь головою качает:
«С тобой ему лучше, пойми!
Нужна ему женская ласка
И твой неустойчивый мир.