Денис Нуштаев - Истинная грусть

Мышление, если присмотреться внимательно, работает подобно камере-обскуре: наше сознание представляет из себя тёмную вязкую комнату с маленьким отверстием и лёгкая божественная длань лучиком света передаёт нам очертания внешнего мира, но мы получаем перевёрнутое и неясное изображение и нам приходится очищать поле наших переживаний от неясных образов; хотя чаще мы просто замыкаемся в этих разбросанных картинках, оставляя от них только впечатления, и в конечном счёте мы живём не в своём мышлении, которое, подобно глазу, должно смотреть, чтобы видеть, а в калейдоскопе своих впечатлений, которые превращают наши переживания в густой лес с разнообразными растениями и насекомыми без цвета, запаха, вкуса и материи, но с завидной покорностью нашему самолюбованию.

Как раз эту аналогию вызвало во мне новое впечатление не от смерти, которую я видел множество раз, а от легендарной пропасти между людьми – отчуждённости. Произнося это слово, я одним лишь соприкосновением с ним оказываюсь в той пропахшей лекарствами, опьяняющими своей резкостью, комнате с внутренним ощущением чуждости – будто ты в приёмной дьявола. Бесконечные пузырьки и шприцы, словно сосуды древнего алхимика, окружили умирающего, чтобы придавить душу к телу и не выпускать её, но сами же и послужили разложению этого тела, как и сама палата, разлагающаяся от разнородных запахов. Раньше мне чаще нравилось сочетание таких ароматов из-за создаваемой ими особой атмосферы поклонения человеческому стремлению жить, так же как ладан раскрывает двери храма для поклонения стремлению верить. Но на наше восприятие действует особый закон чувств.

Мы не живём суждениями, мы живём в особом мире чувств, бесконечным потоком поглощающих нашу энергию, которая возобновляется только благодаря страданию, о чём мы можем догадаться по движению наших мыслей, острота которых в большей степени проявляется в моменты глубокого одиночества или потери, когда мы готовы совершать по-настоящему героические действия без всяких задних мыслей, без всяких концепций и планов – напротив, весь хаос этих идей толпами теснит наше мышление в моменты удовольствия, из чего рождается зависть, и мы начинаем считать все получаемые удовольствия частью справедливости за наши предшествующие страдания, но истинная природа чувства заключается в том, что оно не может являться данностью, и потому мы вынуждены постоянно ощущать новые чувства к знакомым местам и людям, к знакомым событиям и мыслям – всё это на самом деле сложно отличимо в нашем мышлении, и иногда мы воспринимаем в человеке больше деталей его привычного пространства, чем мыслей; при этом мы постоянно должны чувствовать и собственное существование, а это сложнее всего, потому что мы не хотим отрекаться от мест, людей, мыслей и событий, потеря которых ведёт и к потере нас самих, нашего тёплого уголка жизни, в который я безуспешно пытался поместить смерть этого человека – со всей своей настойчивостью я хотел сделать её частью своего осознания жизни, но этот духовный пыл возник не благодаря его смерти, а вследствие её непонятности для меня самого и невозможности хоть как-то на неё реагировать, потому что я (если вспомнить свои настоящие чувства) всегда видел перед собой страдания и понимал, что смерть была настоящим подарком для этого человека, однако эта мысль была настолько экзотической для моего мышления, что тогда я пытался переубедить себя, а значит, прийти к выводу, что продолжение страданий было бы лучшим исходом для него, потому что личность этого человека и его страданий склеились в единое целое, а истинное лицо раскрылось, только когда страдание прошло и я начал находить живые чувства по отношению к нему, потому что я уже не видел его страданий. Теперь я нахожу живые чувства и по отношению к Алану.

Была середина дня, когда этот пациент умер.

Чтобы отвлечься, я принял вчерашнее приглашение Алана посетить знаменитое заведение со звучным названием «Порт-Шарлотт», предлагающее лучшие курительные наркотические смеси, которые у меня вызывали отвращение. Вследствие своей эксцентричности Алан наведывался туда постоянно. Он всегда убеждал меня, что этот опыт – прекрасный способ для работы со своим мышлением. Без чрезмерной увлечённости курительные смеси могут открыть новые пути для размышлений, говорил мне Алан, и в тот день я поддался на его уговоры, но из-за дикого страха перед этим безобидным актом решил записать весь свой опыт, дабы в его расшифровке вновь обрести себя, если что-то пойдёт не так. Этот опыт был омрачён необходимостью общения с приятелями Алана, которые мне никогда не нравились, но мне нужно было отвлечься. Находясь в подвальном помещении старого жилого дома на улице Оуэна, который, подобно костлявой руке из могилы прошлого, вылез в интенсивно развивающемся районе нашего острова, я раздражался от каждого воспринимаемого мною объекта – это постоянно подкрашиваемое в розовые тона произведение архитектуры создавало ощущение чучела, которое пытаются выдать за музейный экспонат; эта наркотическая привычка Алана заставляла меня презирать его всего, ибо приглушала все его насыщенные порывы самореализации пошлой попыткой уйти в логово своих фантазий, но ещё большее раздражение в тот день у меня вызывало название улицы с использованием фамилии, не имевшей для меня никакого смысла, поэтому погрузился я в этот островок концептуального подхода к осознанию жизни с брезгливым ощущением к себе самому.