Денис Нуштаев - Истинная грусть

Незаметно для нас обоих Алан стал моим духовным наставником – полезнее любого самого просветлённого монаха-затворника и интереснее любого самого изощрённого философа, потому что он давал ответы на мои конкретные вопросы и у него был настоящий бинокль, который мог отвлекать меня от мыслей о влюблённости. Часто мы проводили время в моей комнате и в разнообразных потоках мыслей обсуждали главные идеи нашего времени. Поддаваясь экстраординарной мечтательности Алана, я погружался в его идеи относительно многогранности мира и возможности выбраться с острова, на котором мы могли оказаться только двумя путями: по воле Бога или из-за влияния гравитации. Я всегда был склонен к первой возможности, в то время как Алан полностью верил во вторую, поэтому, разветвляясь, линии наших рассуждений начинали идти двумя параллельными путями. В очередной раз, когда мы спорили о границе нашего острова, постоянно прибегая к ресурсам своей детской фантазии, дабы придумать аргументы в пользу своей точки зрения, наш учёный диалог привлёк внимание главного врача клиники. Он заглянул в мою комнату, чтобы передать новые книги, которыми постоянно снабжал меня. Небольшой деревянный шкаф цвета красного дерева, который стоит здесь и по сей день, уже был уставлен детской литературой. Его величественная для нашего детского впечатления фигура, облечённая белой мантией, и лицо, испещрённое мелкими песочными морщинами, раздвигали пластичное пространство моей комнаты до самого потолка, а особый выразительный тембр его речи продолжал его дальше за стены комнаты, и в этот день, когда я немного обиделся на Алана из-за его неумения слушать мои рассуждения, он сел на край моей кровати рядом с Аланом и немного рассказал про остров, громко прихлёбывая свой чёрный кофе.

– Наш мир был другим. Вся Земля принадлежала нам, и мы уже начали движение в космос. Нам казалось, что мы много знаем о нём. Множество теорий заставляли тебя быть гением, чтобы понять, как устроен этот мир. Мы уже начали тратить больше времени на изучение, чем на новые открытия. И в момент полной самоуверенности в своих научных методах случилось то, что дёрнуло нас в бездну противоречий. Запомни: количество научных открытий всегда равно количеству противоречий, которые оно порождает. Когда мы были уверены в расстоянии до Солнца и в масштабности нашей Вселенной, неожиданно стали замечать сжатие Вселенной. Всё развивалось очень быстро – в течение одного месяца. Казалось бы, граница Вселенной далеко от нас и сжатие мы почувствуем много миллионов лет спустя. Но Космос – это не вакуум с шариками, как оказалось. Он настолько однороден, насколько никто не мог представить. Мы боялись одиночества в этом бесконечном пространстве, где до ближайшей звезды нужно лететь восемнадцать тысяч лет. Действительно, огромное расстояние отделяло нас от географического края Вселенной, но тот месяц показал, что до этой границы можно легко добраться, упразднив пространство, оставив время и добавив «эффект Боуи» – учёного, описавшего его уже в наше время. Привычным проявлением этого эффекта служит гравитация, но оказывается, что это лишь одна форма. Говоря пространно, Боуи показал, что взаимодействия в нашем мире происходят прежде появления объектов взаимодействия. В вопросе о курице и яйце первым появилось рождение, вокруг которого оформились скорлупа и перья – с равным отсутствием прав на первородность. В каком-то смысле сначала происходит столкновение, а потом два камня бьются друг о друга. Такой энергией взаимодействия, которая работает вне времени и пространства, оказалась вполне физическая измеримая величина с материальными свойствами. Однако её можно зарегистрировать только в моменты масштабных взаимодействий, например сжатия Вселенной. Гравитация начинает работать по-другому. Весь мир перемешался, когда сжатие стало проявлять себя больше и больше. Изначально лишь огромное скопление звёзд наблюдалось в непосредственной близости от Земли. Казалось, это был сон. И мы не знаем, остались ли в живых только мы или на Земле есть другие области, где люди живут так же и не могут добраться до нас через окружающую остров пустыню. Забавно, что мы называем островом пустынный оазис.

Тогда я был впечатлён этой историей, но сейчас я считаю, что эту теорию в большей степени придумали под влиянием впечатлений, совершив ту ошибку, которая заставляет людей всегда чувствовать уникальность своей эпохи. В периоды полнейшего хаоса легче всего придумывать мифы, которые выделят твоё время из множества эпох (мы даже придумали «современную эру»), но именно эти побуждения делают наше время таким же, как и любое другое. Если вернуться к вопросу об острове, то мы ничего не знаем, причём очень сомнительной сейчас кажется история о сжатии Вселенной – я даже не уверен, что люди так думали в тот самый исторический месяц (если это вообще был месяц – может, это было десятилетие). Единственным, что действительно не вызывает вопросов в своей необъяснимости и загадочности, остаётся гравитация.