Василий Рем: Мои воспоминания

За то лето я заработал в родном колхозе довольно много трудодней, ведь за ночное их ставили двойные. Не помню общую цифру заработка, но по осени привез домой восемь мешков пшеницы и двенадцать мешков ржи. Муки намололи полный чулан, мать не могла нарадоваться моему заработку.

Закончилось лето, как всегда, быстро, и я снова пошёл в школу, уже в пятый класс. После пятого класса мне здорово повезло – крёстный отец моей сестры взял меня к себе на молочно-товарную ферму пасти овец. Работа непыльная, можно даже сказать, легкая: утром овцы брели себе гуськом в сторону луга, а вечером возвращались на ферму. Помогала пасти стадо большая овчарка, заворачивая от полей с озимыми или клевером. Конечно, собака – большой помощник и в охране от волков, хотя за всё время моей работы я так ни разу и не увидел волка, нападающего на стадо. Платили за работу пастухам довольно много – писали по двенадцать трудодней в день. Чтобы получить столько, к примеру, на распашке картофеля, нужно было выполнить четыре нормы. Естественно, при этой работе были и другие существенные блага. К примеру, молока – хоть залейся, а если резали какую-то живность – корову, теленка, барана – не важно, всегда перепадало свежего мяса и жареной печени. Конечно, вставать приходилось очень рано. Но к этому быстро привыкаешь. Умылся, собрал сидор (узелок с обедом), взял книгу, плеть – и пешком три километра до МТФ. Вначале улицами села со слоем пыли, а затем по густой лесопосадке. Ветки деревьев цепляются за одежду, обдавая брызгами холодной росы с листьев, горизонт уже розовеет от восходящего солнца. Поначалу ноги идут как бы сами по себе, голова в сонном тумане, двигаешься на автомате. Но холодные обливания каплями росы с листьев случайно задетых деревьев окончательно прогоняют дремоту.

Первым делом на ферме идёшь на сепаратор, где уже собрано всё молоко для перегона на сливки. Набираешь в бутылку свежих сливок и большую бутылку перегона – сливки себе, перегон для молодых ягнят. Дело в том, что овечки, когда у них начинается течка, плохо заботятся о своём потомстве, приходится подкармливать. В наши обязанности входило и наблюдение за овечками, у которых наступала течка. Мы помечали их зеленкой и вечером передавали ветеринару для искусственного осеменения. А баранам повязывали под брюхо фартук из белой материи, чтобы они не могли повлиять на вырождение породистого племени овец.

Пасти овец мы гоняли далеко, почти на самую окраину полей, принадлежащих нашему колхозу, в основном к болотам. Там и трава была сочнее, и озерцо имелось, чтобы животным напиться. Да и самому можно искупаться, если большая жара. Когда наступал обеденный зной, овцы сбивались в кучу и ложились в траву, охлаждая свои тела на ещё не совсем прогретой земле. А для нас наставало время обеда. Разведя костерок, мы жарили на «ловцах» (очищенная и заостренная ветка лозы или иного дерева) сало, пекли в золе картошку и затем уплетали всё это с луком, или огурцом, или помидором – по сезону. Когда свежая зелень надоедала, брали с собой солёные огурцы, они бодрили, и меньше хотелось пить.

В тот период я научился добывать шмелиный мед. Мед земляных шмелей самый вкусный и самый полезный. Следишь, бывало, за летающим чёрным шмелем и, когда он, набрав нектара с пыльцой, улетает в своё жилище, отмечаешь палочкой норку, в которую он залез. Шмели живут парами, они безвредные и не кусаются. Дождавшись, когда оба взрослых шмеля вылетят из своей норки, осторожно раскапываешь её ножом. На глубине примерно двадцать-тридцать сантиметров сооружены соты, заполненные медом. Аккуратно достав соты, выпиваешь мед и кладёшь обратно. Теперь сверху надо прикрыть их землей и дёрном, чтобы хозяева ничего не заподозрили. Вернувшись, шмели сначала долго кружат в поисках своей норки, а затем начинают копать новый вход к сотам. Прокопав, заново наполняют их медом – до полной победы. Вот такие они трудолюбивые.

Правда, шмели тоже не все одинаковые. Если брюшко у него желтого цвета с полосками – это страшные шмели. Увидел такого – беги подальше, потому что, если он заподозрит в тебе разорителя своего дома, будет гоняться за тобой, пока не укусит. Однажды такая пара погналась за мной. Всю дорогу я пытался отмахиваться от них плащом, но, пока не зарылся в стог сена, не отстали.

Иногда мы пасли овец у леса, который местные жители называли Смоляницей. Наверно, потому что стволы росших там сосен выделяли пахучую смолу. Второй лес назывался бором – в нем было много дубов, осин, берёз и, конечно, сосен. Красиво было в лесу, а по тем временам и зверья водилось много. Но меня, конечно, больше всего интересовали грибы. Я изучил все грибные места и по сезону каких только не приносил домой целыми корзинами! Вначале появлялись маслята и рыжики, затем белые грибы, так называемые колосовые, потому что вырастали они как раз в период созревания колосков пшеницы. Затем шли подберезовики, подосиновики, бабки и летние опята. А уже потом белый гриб боровик, зимние опята, черные грузди, лисички. Собранные белые грибы, бывало, мы сразу нанизывали и жарили на «ловце» вместе с кусочками сала. Получалось очень вкусно, а аромат стоял такой, что слюнки текут, пока жаришь.