Ольга Птицева - Там, где цветет полынь

«Хороший кадр. Твоя спальня всегда такая солнечная? Или только когда ты в ней?» – Поставленное в конце сердечко заставило Улю пробежаться по тексту еще раз.

Улыбка на лице стала торжествующей. Костя Тимофеев со спортивного факультета. Тот самый, что ходил по столовой в преступно узкой рубашке, демонстрируя миру, что не зря занимается плаванием. Тот самый, что недавно добавился к Уле в друзья, но так и не написал ничего, своим молчанием заставляя нервно обновлять страничку.

– С ума сойти! – пропела Уля и отправила ссылку на фотографию Вилке.

Той не было в Сети, как и спортивного красавца. Ничего, можно и подождать. Пританцовывая, Уля вышла в коридор, и на нее тут же налетел Никитка.

– Потише ты! – ворчливо проговорила она, приглаживая вихрастую макушку брата.

– Мама сказала идти тебя будить! А то мы никуда не успеем.

– А мы должны куда-то успеть? – рассеянно спросила Уля, проверяя, не ответила ли ей Вилка.

– В парк, мама сказала, мы пойдем с тобой в парк, где карусель-карусель! – Последние слова Никитка пропел на мотив старого мультика и понесся по коридору к кухне. – Мама! Уля проснулась!

Нежность к брату стремительно сдувалась. Теперь Уля припомнила, что выторгованная закрытой сессией неделя спокойствия заканчивается прямо сегодня. А значит, от похода на карусели спастись не получится.

Уля ловко проскользнула в ванную и прикрыла за собой дверь. Кафель приятно холодил босые ноги. Она включила воду, делая ее похолодней, и юркнула в новомодный кокон душевой кабины, которую совсем недавно купил Алексей. Отчим был хороший – не лез с нравоучениями, прикрывал по мелочам от мамы и не вмешивался в их крупные ссоры. А еще – руководил большой фирмой, значит, мог позволить себе и эту квартиру, и этот душ.

Прохладная вода щекотала кожу. Уля придирчиво похлопала себя по животу и бедрам. На самом деле ей даже нравилось, как округло переходит тонкая талия в бедра, как натягивается майка на груди. Уля была миленькой. И сама знала это. Легкие кудри, блеск на губах, платье с тонкими лямками. В тупых сериалах говорили, что противоположности притягиваются. Вот Костя с его рельефными плечами и притянулся.

Уля завернулась в полотенце и коснулась мокрым пальцем экрана телефона. Вилка сообщение еще не прочитала. Но Костя был в Сети. Задумавшись, Уля протерла запотевшее зеркало ладонью, поправила мокрую прядь, чуть натянула веко, улыбнулась сама себе, проверяя, чистые ли зубы. И пока тело само выполняло привычные действия, в голове сочинялся ответ на утренний комментарий. Что-то легкое и ненапряжное, но оставляющее пространство для разговора.

«Спасибо. В комнате солнечно, только когда нет сессии. Во время нее – мрак и тлен», – напечатала Уля, замерла на секунду и отправила.

Дело было сделано. Шумно выдохнув, Уля бросила на себя последний взгляд: ошалелые от смелости глаза восторженно блестели. Натянула футболку и вышла в коридор.

– Садись завтракать, – бросила ей мама, мимоходом целуя в щеку. – Вечером приедут Савичи, а мне еще убираться.

– Я помогу. – Ульяна открыла стаканчик йогурта и всыпала туда пригоршню хлопьев.

– Лучше Никитку займи, он тут скачет и мешается. – Мама присела на краешек стула. – Опять свое сено ешь.

– Это не сено, ма… – Уля потянулась за чайником. – Это мюсли.

– Да знаю я. Дай сюда, еще обожжешься. – И, пока наливала ей чай, успела сжевать половину маслянистого оладушка.

Уля смотрела на маму с привычной досадой. Она никогда не набирала вес. Даже беременная сыном, оставалась тоненькой, хрупкой и юной.

– Почему я не в тебя? – спрашивала Уля, а мама только отмахивалась. – И в кого тогда? – беззвучно продолжала Уля, уверенная, что этот вопрос точно останется без ответа.

Про отца они не разговаривали. Уля не знала, кто он и куда делся. Не видела его фото, даже имени не слышала ни разу – отчество Степановна было дано ей в память о деде. Но мысли нет-нет да возвращались к теме блудного папаши. Пару раз Уля пыталась задавать прямые вопросы, но мама юлила, а после откровенно злилась. Нет и нет. Значит, далекому биологическому родителю дочка не нужна. А навязываться глупо.

Как-то же прожили они с мамой вдвоем целых десять лет, пусть не так уютно и спокойно, как после появления Алексея. Уле остались только смутные воспоминания о холодных съемных квартирах и растянутых колготках с рваными носками, которые мама штопала по вечерам, а утром швы больно натирали пальцы.

– Ты меня слушаешь? – Мама наклонилась совсем близко и провела ладонью по Улиному лбу.