Ольга Птицева - Там, где цветет полынь

Вот и теперь она ежилась, стоя на краешке перрона, и старалась не смотреть никому в лицо. «Береженого Бог бережет» – абсолютно не к месту вспомнилась ей старая поговорка. Ее любила повторять мама, в остальном абсолютно неверующая. Острый укол ввинтился в Улю, будто кто-то ткнул ее иглой в бок. Об этом тоже не стоило думать.

Электричка со скрежетом подползла к станции. Уля переступила большую лужу и вошла в вагон. Внутри пахло людскими телами разной степени чистоты, мокрой одеждой, одеколоном и немного мочой. Зато никакой полыни. Уля выбрала место у окна, проскользнула мимо спящей тетки и села. Вагон чуть пошатнулся, потом поехал, неспешно набирая скорость. От душноватой теплоты Улю тут же сморило. Она чуть расстегнула куртку, ослабила шарф и прислонилась головой к стеклу. Электричку мерно покачивало, вагон бежал по рельсам мимо спящих районов. От людей некуда было деться. Они были повсюду. Куда бы ни упал взгляд, там обязательно стоял-сидел-шел-ехал человек. Уля чувствовала это особенно остро, пока привыкала всегда быть начеку. Не осматриваться, не считать ворон – просто перемещаться из точки А в точку Б. И тогда, если повезет, у нее будут спокойные недели и месяцы, не отравленные горечью полыни и чьей-то смертью.

Через сон Уля отсчитывая, сколько раз благожелательный женский голос в динамике повторит свое коронное «Осторожно, двери закрываются», – после девятого нужно было выходить.

Москва встретила ее промозглым ветром. К ботинкам тут же пристал сморщенный лист. Уля брезгливо откинула его в сторону и побежала вниз по переходу. На часах зависло тревожное «шесть пятьдесят два».

Ровно через восемь минут усатый Станислав Викторович покинет свой кабинет, сделает пару шагов коротенькими ножками и без стука войдет в запыленную комнату архива. А значит, Уля должна будет сидеть там, напряженно всматриваясь в экран монитора. Тогда Станислав Викторович постоит на пороге, тяжело дыша через широкие ноздри, и уйдет, чтобы завтра повторить все сначала.

Уля прибавила шагу, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то, кроме собственных ботинок, но дрожь расползлась по телу так стремительно, что к горлу уже подступила тошнота.

– Не думай. Не думай. Не думай, – принялась шептать Уля, стискивая кулаки.

Только не сегодня. Сегодня месячный отчет по страховым контрактам. Пусть завтра. Завтра можно откосить, взять выходной, заболеть, отлежаться. Лучше вот посмейся еще разок, что тебя взяли работать не в морг, а в страховую контору.

Смеяться сил не было, как и выбора: мало кому нужна неумеха с аттестатом о среднем образовании и мятой бумажкой о трех прослушанных филологических курсах. Не станешь же предлагать новую модель телефона в салоне связи, когда есть шанс увидеть, что телефон этот уже не пригодится?

Оставалась еще работа на дому, но прокормиться ею не выходило. По вечерам Уля бралась кропать курсовые работы на стареньком ноутбуке, а утро встречала, сидя за таблицами под пристальным взглядом Станислава Викторовича.

– Сафронова, в шесть я жду от тебя отчет, – гаркнул тот, переступая порог архива. – И чтобы не как в прошлый раз, а четко, точно и без опечаток, ты меня поняла?

Его толстый палец грозно навис над Улей. Она вздрогнула и оторвалась от экрана. Смотреть в мутные глаза начальника страшно не было. На третий рабочий день они столкнулись в узеньком коридоре, отделявшем офис от общего туалета. Секунда замешательства – и Улю накрыла травяная горечь, мгновенно смывая и вид потертых стен, и луковый запах чужого дыхания.

Она увидела, как постаревший, еще сильнее обрюзгший Фомин сидит в кресле у телевизора в темной комнатке. Его босые ноги в тапочках мерцают в отсветах сменяющихся кадров. Особенно запомнились грубо вывернутые вены на лодыжках. Пока Уля с отвращением их рассматривала, Станислав Викторович захрипел, рука его взметнулась к горлу, а багровые щеки сделались синими. Он забился в кресле всей тяжестью тела, но завалился на ручку и обмяк.

Когда Ульяна пришла в себя, Фомин неодобрительно смотрел на нее из-под кустистых бровей.

– Беременных увольняем сразу, так и знай, – буркнул он, протискиваясь мимо.

Уля еще немного постояла, провожая его взглядом. Она была бы не прочь увидеть в этих водянистых глазках мучительную гибель от своих собственных рук. Но вместо этого Фомин проживет еще много лет, жирея и издеваясь над подчиненными. Мир вообще не отличался справедливостью.

Весь день Уля неотрывно щелкала по клавиатуре, подбивая столбики и строки, заполняя ячейки и выводя по ним графики. Нудная работа успокаивала нервы. А осторожные пробежки до общей кухни не давали уснуть окончательно.