Сергей Малайкин - Смерть Семенова

Перед глазами Семенова возник бланк с логотипом и убористо заполненной таблицей. Под таблицей значился итог. Он выглядел пугающе, но это не имело значения.

– Я не передумаю.

– Что бы вы ни выбрали, это ваш осознанный выбор.

– Я должен это подписать?

– Да.

Семенов подписал.

– В течение какого времени параметры клиента выводятся на плато?

– В норме на это требуется не больше семи-восьми минут. Отклонения бывают, но редко. Ваши анализы показывают, что вы уложитесь в норму.

– Кто вам платит, если клиент… идет до конца?

Медсестра равнодушно пожала плечами.

– Как кто? Государство.

– Гуманно, – заметил Семенов. – Что значит социальное государство. Ведь оно могло сделать услугу платной. Или предложить под нее кредит с господдержкой.

– У нас есть и платное отделение, – возразила медсестра, игнорируя сарказм Семенова. – Это может показаться смешным, но люди покупают. Не всем выделяют квоту, как вам.

В дверь деликатно постучали. Вошел Агент, лучезарно улыбнулся Семенову, присел на краешек стула. Он был при параде – черная пиджачная пара, безупречно белая сорочка в тон кафелю процедурной, брюки с идеальными стрелочками и надраенные до блеска антрацитовые штиблеты. Горящие светильники солнцами вспыхивали в его очках. Медсестра не обратила на Агента никакого внимания.

– Вы что, прямо здесь будете сидеть? – спросил Семенов.

– Обязан лично присутствовать. Все в рамках наших договоренностей.

– Но я же еще… даже не нажал.

– Я вас ни в коем случае не тороплю.

– Я тороплю, – вмешалась медсестра. – Самое главное не успела сказать из-за него, – кивнула она на Агента. – У вас на все про все 20 минут. Если ничего не происходит, по истечении этого срока мы отменяем процедуру, выписываем вас из клиники, и, соответственно, требуем оплатить счет. Ждать мы не можем. Процедурная расписана, да и кресло дорогое.

– И что, время уже пошло?

– Обратный отсчет я включу сразу после окончания инструктажа. Вы услышите звуковой сигнал. На стене напротив вас загорится табло с секундомером. У вас есть что сказать? – медсестра обратилась к Агенту.

– Ну, что же, – оскалился Агент, выставив худой кадык. – Надеюсь, все у нас с вами пойдет по плану. Мой клиент очень, очень на вас рассчитывает.

Произнося последнюю фразу, Агент всем корпусом подался вперед. Сейчас он еще больше напоминал хищную птицу. Его худые длинные руки разошлись в стороны, изображая радушие, как если бы Агент приглашал Семенова к накрытому столу.

– Ясно. – Семенов отвернулся. Нет, весь я не умру. Моя старушка печень мой прах переживет и тленья убежит. И еще послужит кому-то. Этот кто-то сейчас не может дойти до туалета, но у него есть деньги. Этот обездвиженный житель Олимпа прислал к Семенову своего ручного ястреба. Обходительного, вежливого ястреба – не чета тому, что клевал печень Прометею.

– Прощайте, – дверь процедурной бесшумно закрылась за медсестрой.

Раздался резкий звуковой сигнал и напротив Семенова вспыхнуло табло – двадцать, двоеточие, два нуля.

Говорят, в последние минуты перед глазами проносится вся жизнь. 19:59. 19:58. 19:57. Он убрал правую руку с джойстика, прикрыл глаза и надавил на рычажок подачи.

***

Еще предыдущее Первое Лицо перед своей внезапной кончиной подписало закон номер такой-то о порядке добровольного ухода граждан из жизни. Об эвтаназии.

Обсуждение эвтаназии уже некоторое время шло в обществе. Все началось с предложения некоего депутата о возможности… в порядке исключения… в отдельных областях… в качестве эксперимента… Пресс-секретарь Первого Лица, человек обычно невозмутимый и ироничный, дал депутатской инициативе яростную отповедь. Отдельные яркие речевые обороты его филиппики (такие, как «провокационный бред») навели на мысль о том, что идея чрезвычайно быстро получит поддержку. Так оно и вышло.

Скоро дискуссия набрала обороты, разделив общество на два непримиримых лагеря. Страсти закипели. В теледебатах оппоненты, сорвав голос, бросали грузные тела в рукопашную. Некий прогрессивный политолог, выступая на популярном ток-шоу, прилюдно высморкался в кафтан ортодоксального активиста, после чего хоругвеносные ночные байкеры побили все окна в шестикомнатной квартире гуманитария. Главный церковный иерарх выступил с проповедью о том, что одна только мысль об эвтаназии есть внушаемый диаволом соблазн и пообещал анафематствовать каждого, кто выступит в поддержку нового начинания.