Александр Северодонецкий - Медведица Умка Большая и её медвежата Вех и Олелей. Повесть о Килпалине К. В. художнике и человеке

Жена же охотника и художника Дарья Петр Кайдаовна повернулась на шум смятой сухой ветки под мягкой лапой Умки Большой и, громко буквально крича ему на ухо предупредила Кирилла, у которого и слуховой аппарат уже молчал, так как батарейка села. А та, что он в письме ждал, ему из Камчатского краевого музея еще не прислали, да и скоро ли пришлют, если так работает сегодняшняя почта.

Сегодня по профессии охотник-промысловик и в душе художник Кирилл Васильевич не собирался её убивать – мяса оленины давно засолено на зиму достаточно, привезли из частного табуна вчера на лодке, а вот попугать по-настоящему, обнаглевшую надоедливую соседку нужно ему обязательно. Не раз ночью она приходила со своим прожорливым выводком и все вешала на его юкольнике опустошала от только что вечером, развешанной и выпотрошенной женой его Дарьей рыбы. Собаки же уже гурьбой ринулись на новый для них звук и резкий приторный, смешанный с рыбьим запах дикого зверя. Особенно усердствовал старый одноглазый Бим, смелый черный пес, который легко перепрыгивал через склоненные к земле ветви кедрача и, в мгновение ока был уже за спиной старой медведицы громко облаивая её, привлекая и других собак своим таким собачьим усердием. Правый глаз у него не видел, так как был поражен уже старческой катарактой. Саму Умку Большую он практически и не пугал, а теперь больше даже раздражал её его неостановимый громкий лай из-за её спины и она всё-таки боязливо оборачивалась и уворачивалась на своих черных похожих на человека лапах, подняв свой вздыбленный коричневый десятисантиметровый загривок и, все же оглядываясь на заливистый и громкий лай Бима, так как естественно она не желала, чтобы его острые зубы укусили её короткий хвостик, которым она почему-то так дорожила. Он ей как бы и не нужен. Но вот боязнь, что его зубы вопьются в него в ней присутствовала. Две другие маленькие лаечки Курда, Вира вообще её сильно не волновали, она буквально одним своим острым когтем могла их легко приклеить к здешнему бесконечному коричневому ковру тундры, расстилающейся вокруг бугорка, на котором состоялась теперь их нынешняя неожиданная встреча.

В это время художник Кирилл Васильевич, уже вынес из землянки свою старенькую и хлипкую двустволку, цевье которой с трудом непонятно и как крепилось к самому её стволу и, не спешно, зарядив один бронзовый патрон с дробью два нуля, решил слегка попугать Умку Большую, чтобы она больше сюда к его землянке на Тополевку не приходила. Он прицелился ей в левое ухо, рассчитывая, что маленькая дробь по настоящему не ранит её, а только слегка попугает и, навсегда отвадит её от его не высокого юкольника, где её действительно не смышленые малыши повадились по темным ночам срывать уже готовую выловленную им и потрошенную его женой Дарьей рыбу. И они ведь хитрецы, выбирают с юкольника только брюшки горбуши, да еще и пожирнее с которых жир сам капал на землю, легко обозначая им самые жирные образцы. Вначале Умка Большая краем глаза увидела только сизый дымок у круглого ствола его ружья 12 калибра, затем до неё докатился звук выстрела: Бах-бух!_Бах-бух! …и через мгновение её левое ухо обожгло нестерпимой болью и через мгновение ощущение резкого удара в левый глаз, испытанная при этом боль была в несколько раз больше, той боли, которую она испытывала ранее. Боль была такой силы, что Умка Большая, подняв свою тяжелую голову грозно оскалив длинные зубы на всю здешнюю тундру зарычала:

– Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!… – Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!!…

И, от окружавших это место далеких гор пошло буквально через минуту или две отраженное от близлежащих гор эхо:

– Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!… – Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!!…

И, вновь эхо:

– Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!… – Ры-ры-Ру-ры-Ру-ры!!!…

И, буквально ничего больше, не видя от боли в левом глазу и, теперь без страха наступая на белых маленьких лаечек еще продолжающих беззлобно, на неё тявкать, повернулась и в развалку интуитивно побежала по тропинке к глубокому, заросшему березняком и кедрачом распадку, неся с трудом свое отяжелевшее от жира к осени мускулистое тело, чтобы затем скрыться в большой траве, поросшей вдоль ручья и затем спокойно отлежаться там, покуда пройдет эта нестерпимая боль в её левом ухе и в её левом глазу. Из её левого уха, разорванного мелкой на зайца дробью в клочья капельками бежала алая кровь, и она по-звериному по-дикому оскалилась на запах своей же собственной прямо на её волосках сворачивающейся крови. Да, ведь она уже давно не ощущала запаха свежей крови, кроме красной рыбы в её рационе с весны не было вот такого медвежьего деликатеса – как свежее мясо оленя или другой крупной здешней дичи.