Александр Северодонецкий - Медведица Умка Большая и её медвежата Вех и Олелей. Повесть о Килпалине К. В. художнике и человеке

Олелей сама себя часто спрашивала:

– Как же он будет зимовать?

Снова не будет спать сам и, вероятно длинной и холодной зимой не будет давать ей матери отдыхать после таких тяжелых трудов этого лета. Ей и самой надо еще не много нагулять спасительного жира, чтобы своим теплом обогревать своих обоих несмышленых еще детей в их просторной обустроенной ею медвежьей берлоге.

По-особому, по-матерински, оберегая Веха и Олелей, она этим ранним летом впервые в своей жизни не подпустила к себе крупного самца Турлы, который настойчиво добивался все лето её нежного расположения давно, учуяв такой привлекательный её запах, исходящий от её жирного и упитанного к осени тела.

– Разве Умке Большой было этим летом до своего верного друга и еще до своего напарника?

Раньше у неё каждую весну было по одному медвежонку, а этой весной вот родилось, аж два. А их ведь необходимо каждый день накормить, обиходить, еще уследить за их постоянными детскими проказами здесь на берегу быстрой реки Вывенки и её многочисленных притоков. Этих, два малых рта надо не только накормить, но также и защитить, от острых зубов даже того самого же их отца Турлы. А сила у Турлы была не вероятная. Он мог в мгновение ока, разозлившись разорвать её сына Веха или дочь Олелей, буквально в безжизненные клочья, несмотря на то, что в их жилах текла и его красная кровушка, но уж такова дикая его порода и медвежья сущность, что весной, когда живот у него сильно подтянут к их позвоночнику, а северные олени пасутся еще где-то далеко, он не прочь утолить свой голод чем угодно.

Кроме своей семьи этим летом она часто видела на берегу еще не старого худощавого, как и все здешние коряки художника Килпалина Кирилла и, старалась пройти в это время кружной тропой к берегу ручья, чтобы не тревожить старого художника и опытного охотника-промысловика, не жалевшего за свою жизнь здесь ни одного встреченного им медведя или медведицы, а то по осени и их не смышленых за лето подросших на её молоке медвежат.

Как-то она решилась из-за извечного своего медвежьего любопытства, а может что была близорука и решила подойти на привлекательный запах вареного мяса, который звал её таким новым ароматом, когда сам художник стоял у мольберта у своей землянки, а его жена Дарья в это время готовила наваристую похлебку из здешней оленины в круглом чугунном казане и для заправки, поджаривала лук на сковородке на очаге чуть её наклонив. От небольшого костра, обложенного давно, потрескавшимися булыжниками шел по ложбинке сначала, пугающий медведицу сизый дымок, говорящий о горении, чего она с детства боялась и одновременно вместе с дымком шел еще тот не обычный и, привлекающий нас запах жаренного лука и давно, тушившегося в висевшим на треноге круглом казане мяса августовского упитанного оленя, которое давно уже хорошо упрело и ждало только повеления художника к вечерней трапезе. Но, пришедшее ниоткуда, как всегда не вовремя, вдохновение и не обычный вечерний закат был таким насыщенным, а облака расположились так интересно, что осматривая небо, Кирилл Васильевич быстро взял свои давно истертые о шероховатый подрамник кисти и старался в одно мгновение на своём импровизированном мольберте запечатлеть, окружавшее его теперешнее вечернее предзакатное небо с теми сказочными лучами Солнца здешнего, которое было таким особым. Оно ведь даже летом нисколько не грело эти края, не говоря уж об ранней осени или об весне. Часть картины в самом низу была у него, как бы уже была и готова. Это был её новый и верный теперешний друг старый медведь Турлы, занятый на перекате ловлей, выпрыгивающей из потока воды рыбы. И, смотря на эту застывшую, буквально чуть-чуть не оконченную картину Умке Большой казалось, что вот сейчас лапы её друга Турлы легко и плавно прикоснуться к водной глади и крупные, холодные брызги полетят не только в самого художника, но и смочат её за лето сильно выцветшую шкуру, и, ставшую за это лето такой светло-коричневой, одновременно обдавая её чем-то родным и близким, так как теперь она не видела той в нём весенней и голодной рычащей агрессивности и к себе, и к своим малым детям, которая была у него такого голодного ранней весной. Сейчас его брюхо было полно свежих брюшек здешней красной рыбы и под его дубленой ветрами и здешним Солнцем кожицей жирка скопилось не меньше чем и у неё, и естественно его злой звериный характер к осени как бы изменился, он стал как бы менее строгим и менее взыскательны, и естественно для неё менее грозным.