Альма Лиджиева - Хочу сразу чем-нибудь заняться

– Куда?

– На сына твоего смотреть. И на мать его.

Так мы решились. Мы обзавелись сумками и рюкзаками фирмы Shell (это моё маленькое гилти плэжа) и наметили маршрут, потому что до Икряного нет прямой дороги.

Отец сказал, что дети главное в его жизни. Я кивнула.

Моему отцу, сейчас вспомню, было всего только двадцать три года, когда я родилась. И во время моего рождения его не было рядом с мамой. Он отлично помнит это и сам. Не было в городе, не было рядом. Он был где-то на дороге, не мог выехать откуда-то и там же на дороге подрался с каким-то парнишкой.

Представляю его дерущимся на дороге. И представляю маму, рожающую меня.

Мама лежит. Появляюсь я.

Дорога. Папа толкает какого-то парня в грудь, волосы у него в пыли – парню удалось сбить папу с ног. Папа тогда носил длинные волосы.

Я вижу саму дорогу. Она уходит вдаль и ничем не кончается. Блестящий асфальт похож на другую планету и сходится с горизонтом. Когда я это представляю, мне кажется, что я там, с ними. Несмотря на то, что мои родители в разных местах, а меня ещё нет.

Мне однажды в поезде загадали загадку: кто кому в семье не родной.

С кем только не поговоришь, пока едешь в поезде. Хоть как-то развлечься.

В мои пять лет отвечаю, как это, в семье все родные. А мне говорят, отец и мать не родные.

И до меня доходит истина. С этим не поспоришь. Ну только если не кузен и кузина, как в некоторых культурах. Но то – не то.

До меня доходит сама суть. Она прекрасна. Это значит, что брак это союз совсем разных, никак не связанных людей. Эта мысль доходит до управляющего, так сказать, центра, и так я хорошо чувствую правду. Если можно так сказать – правду во всей её красе. Отец и мать не родные. Они выбрали друг друга. И началась жизнь в браке.

Мне нужно читать лекции об этом. Проехать, что ли, по стране с курсом каким-нибудь. Авось, наберу себе на панталоны.

В целом, родители прожили довольно жёсткую жизнь. Жизнь шла и так, и сяк.

Они, наверное, посмотрели на меня, маленькую, и никого больше не захотели произвести на свет.

Мамы нет с нами одиннадцать лет. Отец вдов одиннадцать лет.

Через пять лет после смерти мамы я вдруг узнаю о женщине из Икряного.

– Ну ладно. Хорош, – говорю я. – Ты же шутишь, пап?

– Нет, не шучу, – говорит.

Опустил голову.

Непривычно. Какой-то найтмейр.

Я поверила в эту женщину из Икряного вскользь вначале. Даже не разозлилась на него. А потом мне стало интересно.

И в один день в час дня мы взяли наши рюкзаки и пошли на вокзал. На вокзале было пыльно и безлюдно. Я не спрашивала билеты, всё купила через приложение. Мы постояли и поняли, что автобус не придёт. Уже пятнадцать тридцать, а уведомлений так и не получила. Папа молчал и не жаловался, он просто как будто о чём-то переживал. Лицо у него было напряжённое какое-то.

Я смотрела на него и подумала, как же он постарел. Но всё равно красивый у меня папка. Погоди, женщина из Икряного, он ещё тебе покажет.

А о сыне её я как-то, честно говоря, забыла.

Автобус так и не пришёл.

Вернулись домой. Как только сняли рюкзаки, он сказал, что у него болит спина. Боль невыносимая.

Он лёг. Посмотрела я, как он ложится, и пошла в аптеку за пластырем. По дороге думала: «Слушай, женщина из Икряного, мой папа бычьего здоровья человек. Таким всегда был. И спина никогда не болела, как и ноги, как вообще он весь. Если такое случилось – не пришёл автобус, чуть не отвалилась спина – это означает, мне абсолютно точно нужно тебя увидеть, женщина из Икряного».

Я пришла, налепила отцу на спину пластырь, переоделась и села рядом на стул.

И он рассказал мне историю.

Как сейчас помню, он лежит, водит по стене рукой (его привычка) и говорит изменившимся от закинутости головы голосом.

– Ты тогда была маленькая. Я провожал Юрика, маминого брата. До Сушей мы на попутке доехали и пошли на поезд. Юрик всю дорогу говорил. И я ему сказал: «Сам доедешь?». Он удивился так, но поехал. Мне легко стало, когда он на поезд сел. Я пошёл пива попил с мужиками. И там она стояла. Она сама хотела познакомиться. Стояла с нами. Стоит, стоит, а я думаю, дай познакомлюсь. И она меня к себе повела. Она сама хотела. Хорошая. Её зовут Зина.

Я засмеялась. Я так и знала, что у неё короткое имя «супротив» маминого длиннющего, как все реки мира, – «Александрина». Смешнейший факт в том, что окончания имён одинаковы. Папа не слышал меня. Он просто лежал и говорил.

– Она говорит, хочу ребёнка. А ты парень видный, может, не сможешь меня забыть, приедешь. Будем сына растить. Она много говорила. Она сама хотела.