Нежина Александровна - Ирина

Об этом я узнал от зама по режиму, который навестил меня уже в камере и передал «маляву» от Аслана. Еле разбирая строчки, я прочел: «брат ничем не могу помочь ты попал под большую раздачу макса отправил в сибирь и тоже ухожу на дно надо переждать».

Мелкие обрывки послания я спустил в унитаз на глазах «режима». Еще он сообщил, что в области работают люди из Москвы, и от меня хотят получить компромат на чиновников администрации и начальство УВД – поэтому пока содержат в приличных условиях.

Окончательно прояснил картину «пассажир», вселившийся ко мне в камеру. Поначалу я решил, что это «наседка», и резко наехал на него.

– Кончай раскладываться! Рассказывай – кто такой, под кем ходишь?

Он рассмеялся.

– Будем знакомы – капитан Иванов, опер из УВД соседней области. А тебя я знаю заочно – уголовный авторитет Панкрат.

– Но ты должен сидеть в «красной» хате!

– Из такой хаты я попал в больницу, и здешнее начальство решило, что с тобой безопаснее.

– Чудны дела Твои… Объяснишь?

– Может быть, а сейчас позволь отдохнуть с дороги.

– Не боишься, с уголовником?

– Я всерьез поломал тех, что меня порезали, а тебя мизинцем тронь – скопытишься, – пренебрежительно бросил он, раскладывая вещи из рюкзака и расправляя «шконку».

За три месяца одиночки я соскучился по общению и попытался разговорить его:

– Что-то ты слишком аккуратен для мента.

– Морская пехота – это на всю жизнь, – он разделся, сложив одежду на тумбочке, и устало вытянулся под простыней.

Я с удивлением поймал себя на том, что стараюсь не шуметь…

Так как от адвоката я отказался и «беседы» со следователем, учитывая мое недужное состояние, длились недолго, времени для общения с сокамерником было достаточно. Подкупало то, что в отличие от меня, он ни о чем не расспрашивал.

– Опер ты какой-то ненастоящий – нелюбознательный, – заметил я, надеясь оторвать его от книги.

Отложив ее, он прошел к окну.

– Все вы одним миром поганым мазаны, и мир этот мне уже поперек горла…

Я даже не обиделся и тоже высказал:

– А темнила из тебя никудышный – Иванов ты такой же, как я – Ельцин.

– Какой умный. Только я не темню и могу рассказать тебе многое… Всё равно ты отсюда не выйдешь.

– Знаешь, ментяра, это для меня не новость. Ну, поделись чем можешь, если не трепло.

Я пытался задеть его, но он спокойно сказал:

– Хорошо, поделюсь… Ваше бандитское время должно закончиться – иначе государство развалится. Да и ментов, не продажных и не трусливых, еще хватает.

– И где же они? – презрительно бросил я.

– «Наверху» обсуждался проект карательных батальонов, собранных из разных областей и базирующихся вне городов. Вот тогда бы вы увидели их… Но задействован другой вариант – для вас более щадящий. Ты считаешь, что тебя в комитете продали, а я тебе скажу – вас, как лохов, технично стравили между собой, и результат налицо… Сами друг друга поубивали и дали основания «закрыть» оставшихся, – он не скрывал насмешки. – Вот такие дела, «Панкрат».

Разозлиться по-настоящему мне помешала возникшая мысль: «Где же я видел его раньше?».

И вспомнил…

Пару лет назад в кабинете директора, ожидая, пока дооформят документы, дающие нам право на управление предприятием, я листал большой альбом с батальными картинами военных действий англичан в Афганистане. Мне понравился тогда твердый взгляд зеленых глаз афганского воина, прижимавшего к груди длинное ружье.

Капитан – вылитый тот афганец, только без ружья, и вместо гор за его плечами виднелась решетка, закрывавшая окно.

– Слушай, Иванов, а ведь ты не русский…

Он опять взял книгу и присел на койку.

– Как сказать… Моя мама – чеченка.

Я смотрел на него, не скрывая удивления.

– Она влюбилась в лейтенанта-десантника, а когда перебрасывали его полк, уехала с ним и была проклята родителями, уже подыскавшими ей жениха.

Заочно окончив педагогический институт, двадцать лет моталась с мужем по гарнизонам.

– А сейчас где они?

– Отец командовал батальоном в Афгане, Герой Советского Союза – посмертно. Мама преподавала историю и уже два года как умерла…

– А ты вот, значит, в тюряге. За что – не говоришь, но у нас невиновных не сажают… – подначил я его.

– Не сажают, – подтвердил он. – Я устроил самосуд: двоих убил и одного ранил.

У меня челюсть отвисла.

– За что?

– Они изнасиловали мою жену, и она покончила с собой.

– И где же был ты?

– В командировке, в Чечне.