Нежина Александровна - Ирина

– Может, хватит бахвальства, о деле расскажешь когда-нибудь…

– И производительность труда выросла в полтора раза, – в пику мне не унимался он. – Ладно, слушай…

В тот вечер старшину срочно вызвали в город. Вернувшись, он собрал командиров отделений и рассказал о взбунтовавшейся колонии. Предупредил, что хоть она и окружена войсками, надо быть бдительными. На следующий день к нам, прямо на поле, заявились военные с двумя морскими офицерами. Они посовещались с нашими командирами в палатке, ротный объявил построение, и полковник, сняв фуражку, доверительно заговорил: «Ребята, в колонии очень сложная ситуация… Если введем внутренние войска, которые заключенные ненавидят – половина из полутора тысяч осужденных поддержит ярых бунтовщиков. Получится обойтись без этих войск – большая часть втянутых в заваруху отойдет от главарей». После его речи старшина прошел перед строем и объявил: «Требуются пятьдесят добровольцев, готовых войти со мной в зону и попытаться усмирить толпу, вооруженную арматурой и заточками. Рота, смирно! Добровольцы, два шага вперед. Марш!». Рота качнулась и, как один, отпечатала два шага. Старшина развернулся, строевым подошел к флотским и доложил: «Товарищ капитан первого ранга, два взвода готовы выполнить поставленную задачу». Он отобрал шестьдесят человек, и, вооруженные саперными лопатками, мы дотемна отрабатывали боевые маневры. Утром подошли машины. Через час плотные ряды черным квадратом стояли перед воротами колонии. Солдаты распахнули их. Мы вошли, печатая шаг, и по команде замерли метрах в двадцати от большой серой массы людей, вооруженных чем попало. Злобное отчаяние на многих лицах сменилось удивленным недоумением. Старшина сделал к ним еще несколько шагов. «Мужики…», – начал он. «Мужики пашут в поле», – выступил вперед рослый парень с длинной заточкой, похожей на саблю. Старшина поднял руку, давая нам понять – «спокойно» – и повысил голос: «Продолжу, как умею. Зона окружена войсками, и, если мы не договоримся – прольется много крови». «Чё вы его слушаете?» – тот же парень взмахнул заточкой, и к нему подтянулись еще трое с арматуринами. В руке старшины появилась лопатка: «Тебе нужна кровь? Я разрешаю… Вы, четверо, убейте меня, и мои бойцы уйдут. Но если не сможете – будем нормально разговаривать». Парень оглянулся на невысокого человека, стоявшего в центре толпы, тот кивнул, и они бросились вперед. Послышался звон металла, старшина крутился, как юла, и было видно, что бьет он только ногами, локтями и черенком лопатки. Через несколько секунд заводила корчился, прижимая руки между ног, другой нападавший сидел на земле, держась за голову, а двое стояли пред старшиной обезоруженные. Он резко поднял вверх лопатку, и, сделав шаг вперед, мы отсалютовали своими. Стояла мертвая тишина, на вышках толпились военные, наблюдая за происходящим. «Если вы последуете их примеру», – громко, но спокойно заговорил старшина, – порубим в капусту. Разойдетесь – всё будет только по закону».

Рассказчик капитан был отменный, и, представив себя в этой серой толпе, я прервал его.

– Хватит. Распрыгался тут, как «петух гамбургский».

Он недобро прищурился.

– Пользуешься тем, что дохлый.

– Не пугай… Продолжение той истории я знаю: зеки поверили ему, побросали свои «приблуды» и разошлись по отрядам. Когда моряки ушли, солдаты стали выдергивать зачинщиков по одному и прогонять сквозь строй вооруженных теми же палками и прутами «активистов», спасавшихся до этого на вахте.

– А я не сказал тебе, защитнику угнетенных… Когда мы строились у ворот, начальник колонии сдернул простыни с обнаженных трупов, лежавших на носилках у обочины. На них не было живого места. И для тебя, страдалец хренов, черти уже раскалили сковородку – ждут не дождутся…

– Советуешь позвать священника? – усмехнулся я.

– Думаю, бесполезно… Хотя говорят – Господь всемилостив.

* * *

Два дня мы просто не замечали друг друга. Он читал, а я и читать не мог – волнами накатывала тоска, вспомнилась замученная работой мать, выговаривающая: «Пожалел бы ты меня, сынок, поделал хоть что-нибудь по дому…». Хотелось ощутить на груди крестик на веревочке, который она одела мне, провожая в «ремеслуху». Крестик тот потерялся, а весной паводок затопил ферму, и мать простудилась, спасая коров. Председатель колхоза приехал за мной уже на похороны…

На третий день я не выдержал и, погремев шахматной доской, предложил:

– Сыграем?