Юрий Огородников - Жизнь, поиски и метания Андрея Георгиевича Старогородского

– Обыди нас истина, стань нашим бытом. Но кто зажжёт факел? Какой безумец? П. Беранже: «Ибо этот безумец был Богом». Может быть, мир ещё не пришёл к этой черте. Всё ещё надеюсь: сами добудем истину, как мы добываем руду во мраке и в крови. Но тайна. Важное – тайна. Касаешься её не умом, душой, едва-едва. Но и это благо. Люди в большинстве далеки от тайны – начала истины.

– Андрюша! – воскликнула Варвара, слишком страстно для такой интеллектемы. Почему? Душа вспыхнула от Андрея? Вот её фламбо. – Ещё найдёшь!

– Свежо предание, но верится с трудом.

– Я верю в тебя! – Варваре ещё не попадались такие молодые экземпляры, которые мыслят вот так…летят душой в громадное. Её душа затрепетала, а вслед и тело. Её первый мужчина.

– Твои мысли, Андрюша, для меня откровение.

– Я говорю банальное. Сказанное кем-то.

– Но говоришь ты. Кого знаю, говорят незначительное. Отец да, но…вечно занят.

– Ходить по вершинам гор пока могут немногие. К концу веков будут многие. И это сказано. Другие сказали, я повторил. Своего слова ещё не знаю.

– Но и сейчас ты среди немногих.

– Не велика честь увидеть великое. Полюби малое, заметь неприметное. В нём вся суть и развитие. Я не могу.

– Не понимаю, что говоришь.

– Понимает тот, кто думает о том же. И ты будешь. Но ты уже там (Поднял руку вверх). Твоя душа – птица небесная. Моя отяжелена грехами. Клонюсь перед тобой.

И он поклонился передней в пояс. Она быстренько схватила его за плечи, разогнула.

– Недостойна, потому что глупа.

– Умных много, чистых – раз-два и обчёлся. Ты и в грехе будешь чиста. Запомни: ты и в грехе будешь чиста. Потому что вся от души, открыта людям и добру.

Замахала руками: нет, нет, нет. Не будем обо мне. Неинтересный предмет.

– Ещё как интересен и богат от рода. А я скверный раб Божий и самый лукавый из рабов. Ибо ведаю, что творю. Ведаю, но ежедневно множу грехи, безостановочно. Значит, глуп. Глупее всех, что творят не ведая. Умный ставит ногу осторожно, чтобы не наступить на аспида и василиска и не попереши ногой льва и дракона.

Вот так, Варя, одна надежда: придёт Врач и вылечит, ибо Врач приходит к больным, когда его позовут. Я не зову: наслаждаюсь грехами, не могу от них отвлечься.

– Но какие твои грехи, не понимаю, хоть убей.

– Не призываю Врача, раз, вещаю студентам свысока, гордо и – глупости, будто трубный ангел, с высоты своей гордыни; лгу коллегам, не говорю им правду об их суждениях, множу гордыню всей таблицей умножения; вожделею вожделением греховным. И несть моим грехам числа, Варя.

– Но это всё естественно. И я так.

– Тебе можно, мне нет. Я грешу греша.

Много лгал, мало любил, сердца не уберёг,

Лёгкое счастье пленило меня и лёгкая пыль дорог, – предельно честный Вл. Луговской, как и честный его стиль.

– Говори о небе. Я заслушиваюсь. Никто так.

– Я всё сказал, что мог. И вот трагедия.

Впрочем, нет, трагедия – это радость. Лишь ужас жизни. Человек – трагедия. А я ещё не дорос до звания человека.

– Как может трагедия быть радостью?

– Варенька, западные рационалисты-мошенники типа Вольтера и Дидро лгали, что человек – венец природы, что ему доступно всё и он познает все сути без помощи Бога. Теперь мы знаем обратное. И это благо. Трагедия, Варя, симптом силы – трагический герой восстаёт против того, что сильнее его и непобедимо. Но – восстаёт, и кругом гибнущего люди обретают силу, вложенную в них когда-то Всевышним в небесех.

И ещё скажу очередную глупость. Ты выслушай и отвергни, ты знаешь больше, так как идёшь от рода, а я от лукавого, то есть от ума. Говорю: если Бог есть любовь, то человек ещё не уподобился: любить не умеет.

– А любовь мужчины к женщине и наоборот бывает сильная, всё преодолевает.

– Нелюбовь – страсть, болезнь, патос (pathos), патология. Любовь порождает мысль, глубину проникновения в суть человека. Наша любовь пока – соловьиный сад Блока, забвение жизни и, в конечном счёте, гибель.

– Мне страшно, Андрюша.

– Значит, жива. Большинство боится только смерти, бояться смерти – бояться жизни. Прячутся в золото, как иудеи в отсутствие пророка Моисея. Но в золотом гробе так же исчезают, как в сосновом. Стремятся к забвению трагедии, но уходят в забвение от жизни. И я, и я.

– Андрюша, ты заставляешь меня думать. Не умею! Думала – умею, но нет, подставляю штампы, вместо раздумья. И так легко. Ситуация – выставил готовенький штамп. Поняла: мыслить трудно, когда трудно, значит мыслишь. Но как?

– Славная моя, я так рад за тебя. Ты жива, ты вся жива. Верю: в катастрофе останешься живой, мыслящей, живой в духе. В отличие от меня, ты откроешь себя для небесных сил.