Я бы хотел, чтобы вы, как и я, любовались этими молодыми людьми. Таких сегодня не показывают по телевидению, о них не пишут в книгах: интересней, выразительней писать об изломанных временем и обществом людях. Но ещё сохранились и такие молодые люди, которые были во все века и у всех народов, и во все века их было меньшинство.
Вот они идут к университету. Андрей высокий, начиная разговор, откидывает назад голову, улыбается. Варвара ему по плечо, то улыбается, то серьёзнеет, то даже сердится, но быстро стирает сердитость улыбкой. Видно, что ей приятно идти рядом с таким видным молодым человеком. Она так и светится. Нет, не красавица, просто прекрасна.
* * *
Отношения Варвары и Андрея становились всё горячее. Погода также горячела с каждым днём. Лето было в разгаре. Варвару родители увозили на дачу, но пользуясь близостью дачи к столице, она самостоятельно прибегала в Москву. Особенно часто они гуляли по закоулкам Останкинского парка и Ботанического сада – всё это было высажено когда-то по радению графов Шереметьевых. В саду были места, глухие, как в дремучем лесу.
Андрей разворачивал перед Варей свои знания, а прочёл он, несмотря на молодость, уже много. Он утверждал, что читать научился раньше, чем говорить, и в колыбели с пустышкой в губах, читал философию Шопенгауэра. Варя смеялась и возражала, что говорить он научился раньше, чем читать и даже ходить, уже с колыбели с пустышкой в губах, поэтому он сейчас болтает без умолку.
– Мыслить! Мыслить! – возражал её спутник. – Ещё до того, как я увидел белый свет я начал мыслить. Патология, болезнь, притом мучительная. Мысли текут беспрерывно, как правило, глупейшие, но я не могу их остановить, мозг никогда не отдыхает. Хотя мыслим мы не мозгом, но он, видимо, питает процесс мышления какого-то вида энергией, как электростанция дома и заводы.
Андрей делился с Варей мыслями, возникавшими в нём, когда он обдумывал философские, социальные, жизненные проблемы или очередную беседу со студентами. Варя с удовольствием слушала высказываемые Андреем суждения. Они даже казались ей созвучными с её неопределёнными думами. Андрей как бы оформлял их. Она была права. Те, кто мыслят, мыслят одно и то же – одно и то же волнует людей, и они думают, что могут решить мышлением жизненные проблемы. Они решаются каким-то иным способом, мне, к сожалению и простите, неизвестным.
Во время прогулок Андрей вдруг немел. Это происходило в самых глухих местах Ботанического сада. Оба, как по команде, замирали на месте. Андрей, преодолевая земную тягу всей планеты, поворачивался к Варе, обнимал её и прижимал к себе. Варя и сама льнула к нему, её тельце, впрочем, вполне развитое по-женски тело, подрагивало от внутреннего волнения и просыпавшихся женских желаний.
В начале учебного года Варя успешно сдала вступительные экзамены в аспирантуру. Ей предстояло сдать кандидатский минимум, в том числе по философии, или по дисциплине-уроду, придуманной необразованными чиновниками министерства образования. От философии в ней остались только рожки да ножки, или хвост и грива («Пожалел волк кобылу: оставил хвост да гриву», – говорил русский народ). Нынешние политики философию не любят, видимо, боятся её – вдруг мыслью философствующих их сдунет с прибыльных местечек.
Теперь Варя и Андрей уже встречались в доме Берсеневых. Мать Вари, женщина старого закала, образованная, но занимавшаяся домашним хозяйством, приглядывалась к Андрею. Она встречала молодого человека приветливо, ставила угощение, что было выражением не только традиционного русского гостеприимства, но и симпатии к Андрею. Она бы не возражала, если бы они решили породниться.
В доме объятия были всё теснее, продолжительнее и опаснее. Желание близости охватывало их обоих. Платьице или халатик Вари казались им растворяющимся в воздухе, её стремительно развивавшееся тело, уже полностью женственное и нежное, казалось, сливалось с телом Андрея. Оба понимали: пора узаконить их отношения, и тогда желанная близость станет возможной.
Так властно действовала в них природа, управляла их желаниями, мыслями и решениями, хотя сами они, как все мы, грешные, думали, несмотря на философию, что мыслят и решают они сами – по своей воле.
Но среди людей работает не только природа, её изначальные законы. В человечестве хватает любителей действовать вопреки естеству, деформировать его, отказываться от естественного добра. Опустевшее от добра место в душе человека и его отношениях с людьми становится злом. Зло порождает катастрофы.
Читать дальше