Порфирий Лавров - SOLNЦЕЛЮБ. Шесть повестей для кино

А Дмитрий Павлович глядел с досадой на небо, на недомонтированную кинокамеру – и не знал, то ли ее обратно из бокса вытаскивать, то ли продолжать работу, то ли что? И рядом его УАЗ-вездеход стоял на полуоборотах, и шофер-солдатик там сидел, совсем пацан, Сашок. И тогда Дмитрий Павлович надвинул на недомонтированную кинокамеру крышку бронированного бокса, принес из машины полиэтиленовый мешок (мощный мешочек, из-под удобрений, с прошлой экспедиции остался), надел его сверху на боксик (да еще и на сам столбик, глубоко врытый горбыль, хватило), а снизу бечевочкой подвязал крепко, чтобы не унесло – и только после этого позволил себе взглянуть на Изделие (до него метров сто пятьдесят было) – но ничего там уже не увидел: так в той стороне дождик разбултыхался – и темнота враз! Вскочил тогда Дмитрий Павлович в машину свою, солдатик Сашок газку дал, – и они помчались, хорошо, так, мокреньким воздухом обдуваемые и остужаемые после всех этих двадцати дней жарки на степной сковороде.

Когда в самом начале экспедиции киногруппу пригласили на склад, и словоохотливый консультант, из местных, снабженец в звании майора интендантской службы (а по специальности души – профессиональный барышник) начал предъявлять к получению разнообразные золотые горы, киношники, даже самые бывалые (как Дмитрий Павлович, например), – киношники растерялись от неожиданного изобилия, и из ложной скромности никто почти себе ничего и не выписал (а потом уже случая больше не представилось). Лишь Дмитрий Павлович успел сориентироваться и выцыганить (это он так по наивности полагал сперва, что «выцыганить») два кило часового масла редкой марки, да Юра Хмельницкий взял для своей фантазии корабельные настенные часы…

По договору киногруппу должны были обеспечить автотранспортом и спиртом – и все. Так и вышло: машину получил буквально каждый – новенькую, вместе с военным водителем.

Со спиртом вышло смешнее.

На вопрос консультанта-интенданта «Сколько?» Дмитрий Павлович, как самый опытный в этих делах, смело ответил:

– Пятнадцать! В смысле, килограммов.

Это было, конечно, выше крыши, и на Дмитрия Павловича осуждающе закосились свои же механики и кинооператоры (не наглей, мол, а то вообще с гулькин нос получим!), и никто не удивился, что консультант округлил свои интендантские глаза и протянул:

– Ско-оль-ко?

Но Дмитрий Павлович не дал себя сбить:

– Самое меньшее – тринадцать. Меньше – нельзя!

И затеял объяснять количество кинокамер, кассет и прочего, требующего внимания и ухода, и какая в этой пустыне грязно-активная пыль – это тоже надо учитывать! – и так далее.

Консультант (терпеливый оказался и не без актерства) выслушал до конца, ни разу не перебил, а потом сказал:

– Ладно! Вы меня не так поняли. Запишем двести килограммов. Сто пятьдесят – ваши. Достаточно?

И попросил:

– Посерьезнее, товарищи!

И продолжил:

– Плексиглас цветной нужен? Не нужен. Запишем десять листиков…

И таким способом накатал на киногруппу обширнейшую заявку, сам подписал (как консультант) и отправил по инстанции, то есть, к себе самому (как начснабу).

К чему мы тут про это вспомнили? Да просто так. У одних нет даже собственной пустой посуды, чтобы сдать ее в приемный пункт, но они и крошки с чужого стола не возьмут, а у других – всего навалом, хоть и не своего, и они этим не своим распоряжаются, как хотят. Вот к чему вспомнили!

Через несколько дней консультанта у киногруппы заменили (слишком крупно брал себе и мало давал наверх), но автообеспечение и бочка спирта-ректификата остались в означенном количестве, как и часы с маслом. Справедливость восторжествовала, и можно было праздновать победу. Но часы и масло стали вдруг предметом серьезного конфликта между Дмитрием Павловичем и Юрой Хмельницким. А именно: кажущаяся никчемность и явная необходимость двух этих предметов вступили в единоборство. Они сошлись на столе в гостиничном номере – громоздкие часы и орава пузырьков с маслом, – и один из пузырьков упал на пол и разбился.

Ну что такое какие-то там часы против двух кило часового масла редчайшей дорогой марки? Так, безделица, блажь праздного ума, плюнуть и растереть, оторвать и бросить. Однако…

На сей раз добрый Юра стал горой на защиту своих принципов и по-настоящему осерчал на Дмитрия Павловича, когда тот, под горячую руку, чуть было не выбросил часы в окно. (Они, конечно, были виноваты, эти часы, что пузырек упал со стола и разбился, – но не до такой же степени!) Короче, чуть до драки не дошло, спасибо – кинооператоры, славные ребята, не допустили. Но стало ясно, что драки все равно не миновать, не смотря даже на солидную разницу в весовых категориях и возрасте: Дмитрий Павлович был вдвое старше, тяжелей и крепче Юры.