Симон Либертин: Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман

– У тебя есть его номер? Погуглить «Куратор» в телефонной книге?

– Хочешь связаться с ним? Тогда просто запишись к нему на стрижку.

– Что, я тебя не понял. Ведь он же скрывается?

– Да, и поэтому он работает парикхмахером.

Накануне встречи, Джей становится почти-искусствоведом, проведя сутки в приложении от Google. Я, действительно, провел почти целые сутки в мобильном приложении-каталоге произведений искусства от гугл, лишь изредко отрываясь для бытовых прихотей, после чего сразу почувствовал себя без пяти минут состоявшимся искусствоведом поистинне Рескиновского масштаба. Напомним, что Google Art Project стартовал в 2011 году, объединив на крупнейшей интернет-платформе 184 музея и более 35 000 произведений искусства.

Рядом с интересующим меня старым домом повсюду нежились голуби – эти городские крысы, которых никто не любит. Среди них были сразу заметны нахохлившиеся крысиные короли. О чем размышляет местный голубь? Наверное, о довольно мрачных – и очень скандинавских – темах: глупости, безразличии, смерти. Шаркающей ногой голубей флагматично разогнал какой-то бедолага в рванье.

КРУПНЫЙ ПЛАН: Бездомный

Люди думают, что я собираю из мусорных баков очистки, да тем и живу. На самом деле моя жизнь состоит из боли и сна, сквозь который проникает боль. Я слоняюсь по городу с язвами, которые не затихают, поэтому я сижу на всем, что мне доступно из анестезирующих препаратов – алкоголе и сне. Ведь даже ксанакс для нас теперь – лишь по рецепту.

Окружной суд приговорил Бена к общественным работам под прикрытием, и Бен выбрал самую законспирированную. Парикхмахерская была так скудна, что мне, коренному нью-йоркцу в первом поколении это задевало за струну альта, натягивало во мне жилу забытой симпатии к Ред-Хуку. Странно было подумать, что Бен работает здесь парикхмахером, скрываясь от преследования. При всем этом, пребывая здесь, он, вдобавок, тайно исполняет роль главаря арт-мафии, совсем как Роберт Флетчер во время отсидки в двухтысячные. Журнал Forbes, например, давно включил Куратора в список самых теневых миллиардеров.

Я шел к нему с ощутимым трепетом. Таинственная атмосфера его личности всегда обгоняла его непосредственное присутствие, где бы он ни собирался появиться.

Волшебство иногда встречается и в парикхмахерских. Человек с миллиардным состоянием, полученным благодаря форсированным инвестициям в контемпорари-артный ширпотреб и большим кампаниям по раскрутке художников, музеев и галерей. Кроме того, на весь мир известна деятельность «Единственного Фонда Рескина», легального альтер-эго некоего Бена Блейка, которого остальные давно знают лишь по прозвищу – Куратор.

Прозвище это Бен получил еще во времена своей принадлежности к байк-движению, оно отражало его отстраненную роль и отношение к цепи поставок запрещенных веществ и полуфабрикатов кокаина. Как это ни странно, Бен, со временем, и впрямь, приобрел склонность к такого рода организации художественных сообществ.

Куратор, похоже, свершил тот революционный финт ушами, после которого кураторство, обычно воспринимаемое как нечто спрятанное от глаз публики, третьестепенное и не играющее особой ценности, в глазах художественного сообщества вышло на первый план восприятия. С его подачи кураторы впервые сделались очень важными птицами, их начали называть «художниками», которые используют настоящих художников только в качестве «красок» в своих полотнах. Правда, вскоре он пойдет дальше и начнет творить сами «краски».

Куратору в Ангелах приходилось придерживаться сугубо бедного языка, состоящего из четких как могильный заголовок выражений, и поэтому он изголодался даже по минимальной интеллектуальной сложности, ему не терпелось вербально расцвести. Перейти к чему-то более высокому в пирамиде эстетических суждений.

В новом общественном классе ответственных за культурную сферу – музейщиков, аукционистов, галеристов, коллекционеров, госслужащих, связанных с культурой, кураторов и искусствоведов он чувствовал себя как рыба в подслащенной запрещенным порошком воде.

В парикхмахерской всюду по стенам висели небольшие полочки со стоящими на них пахнущими хвойным лесом кремами для бороды и глиной для стайлинга волос. Парикхмахерская Hairy Issues была мужской. Кресла из уверенной винтажной кожи иррационально подкрепляли мое содрогнувшееся сердце частицей веры в себя.

Отреагировав на трезвон дверной канарейки, ко мне обернулся крупный мужчина в старом фартуке и с кругловатым, но волевым лицом, окаймленным бородкой, которому защитные очки пойдут куда больше, чем очки в квадратной ретро-оправе. В руках его были тонкие ножницы и головка пушистого блондина, сидящего в кресле.