Тимофей Юргелов - Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. повесть

На следующий день после купания в озере мальчики сидели на самом верху большой, до третьего этажа, кучи, оставшейся на месте снесенного дома. «Гора», как настоящая, имела осыпи из серой трухи и уступы из кирпичных глыб, она была утрамбована ногами пацанов со всей округи. С ее вершины был виден их двор. Там возле подъезда прыгали через скакалку несколько девочек, среди них Костя узнал двух пляжниц. (Справедливости ради надо сказать, что они не столько прыгали, сколько спорили и вырывали друг у друга скакалку). С противоположной стороны пустырь граничил с «инкубатором», так новые друзья называли интернат. По правую руку – детский сад, по левую – улица, и за ней чужие дворы.

Говорили о том, что хорошо бы выкопать в «горе» подземный ход – и сидеть там. Что если нападут из других дворов, то можно вести оттуда «обстрел», – да и, вообще, в горе, наверно, зарыт « склад с оружием».

Вдруг Желтый истошно заорал – от неожиданности все вздрогнули:

– Кто в «барашки»?! Чур, не голю! (У него была странная привычка вопить ни с того ни с сего во все горло.) Кто последний, тот и галит! – крикнул он уже на бегу.

Всех сразу охватил яркий подъем, будто мальчики только того и ждали, чтобы броситься наперегонки. Но тут Серый перешел на шаг и крикнул:

– Орел! Ты сначала хапу протащи! Бегите-бегите – все равно нещитово. – И мальчики, растянувшись, тоже начали останавливаться.

Во двор выходили три двухэтажки: новая, из белого кирпича, с лоджиями, в которой жили Костя и толстяк Борька, и две старые, без балконов, с такой же, как на «горе», серой трухой, сыпавшейся из дыр. Когда-то, очень давно, они, очевидно, были окрашены охрой – об этом можно было судить по сохранившимся желтым пятнам под козырьком двускатной крыши. В этих двух бараках обитали все его друзья.

Сначала они собирались играть перед новым домом, но оттуда их прогнала Музыкантиха. Костя решил, что кличку ей дали за резкий голос, – Желтому тут было далеко. Он успел разглядеть среди виноградных лоз, скрывавших лоджию, безбровый, пунцовый лоб, изрезанный молниями гнева, да мокрые кудряшки, торчавшие скопищем маленьких змей. Мальчики перебежали за сараи к «косому» дому, который получил свое название за то, что стоял под углом к двум другим. В нем жили Желтый, Серый и Санька с Олежкой ─ они, разумеется, обижались, когда их дом называли «косым».

Костя не знал, что делать, когда сказали «ищи себе хапу», однако увидел, как мальчики достают из разных мест припрятанные куски сланца, и тоже нашел плоский камень. Потом нужно было положить «хапу» на ногу и обойти с ней ─ «протащить» ─ вокруг «барашков», составленных стопкой осколков керамической плитки, – у кого упадет, тот и голит. С этим Костя справился без труда, но, сколько ему не объясняли, никак не мог понять правила игры. Чтобы не выглядеть тупицей, притворился, что понял, – наделал ошибок, чуть не сгорел от стыда ─ и вдруг действительно, вопреки объяснениям, разом схватил даже не правила, а саму суть игры.

Из форточки на втором этаже косого дома высунулась белая, лохматая голова. Ко рту «дедок» прижал кулак, и Костя подумал, что он тоже собирается прогнать их, но тут мальчики замахали руками и закричали: «Леха, вылазь!» Голова моргнула белыми ресницами, затем скрылась, через минуту появилась снова и слабым, срывающимся голосом известила, что сейчас «вылезет».

Голова у Лехи была непропорционально большой, почему Костя принял его за взрослого. Одет он был в вылинявшую футболку, неопределенного цвета, с синим пятном, напоминающим отпечаток археоптерикса, в вытянутое трико с пузырями на коленях; из дырявых носов домашних тапочек выглядывали на свет розовые подушечки. Большой палец левой руки находился у него за левой щекой, правую щеку оттопыривала не то конфета, не то ягода. Леха лучился домашним покоем и благодушием: демон улицы еще не проник в него. Этим он отличался от пацанов – и они, кажется, это чувствовали.

– Ёха, – важно, не вынув пальца изо рта, протянул он для знакомства свободную руку и затем продолжил раздавать из кармана на заду черешни. В игре наступил перерыв.

Мальчики стреляли друг в друга косточками и рассказывали Косте, что Лехин большой палец от длительного сосания стал тоньше мизинца. Что только не делали, чтобы отучить Леху от пагубной привычки: мазали палец горчицей, связывали руки за спиной, «драли как сидорову ко́зу» («Самого тебя драли, как ко́зу», – огрызнулся Леха на Желтого.), однако все безрезультатно ― палец скоро совсем «рассосется». Леха, по словам его матери, сосет даже во сне. На все уговоры пацанов показать палец новый знакомый отвечал неизменно отказом. Внезапно Желтый схватил его за руку и выдернул ее изо рта. Леха успел зажать палец в кулак, который спрятал под мышку. Желтый принялся вырывать руку, ему на помощь пришел Серый. Он обхватил Леху поперек живота и стал тянуть в одну сторону, тогда как Желтый тянул за руку в другую. Но даже вдвоем они не могли ничего сделать: от обиды силы у Лехи утроились, он покраснел от натуги, черешня выпрыгнула из-за щеки и вывалялась в пыли. Вдруг Желтый присел и сдернул с Лехи трико вместе с трусами. Леха судорожно вцепился в резинку штанов. Желтый воспользовался моментом и выкрутил ему руку – кулак разжался и взорам всех предстал обыкновенный розовый палец, который был ни меньше, ни больше положенного, разве чище, чем остальные.